далеких огней. Вскоре из-за редкого соснового перелеска показались высокие башни и купола.
На въезде беглянки смешавшись с толпой бредущих путников, телег и карет.
Город пленял красотой и величием. Обилие легких пастельных дворцов, домов, садов и каналов делало его нереальным, словно явившимся из далекого будущего.
Таша, привыкшая видеть грубые каменные замки со рвами и стенами, была поражена. Гранитные львы и мраморные статуи, изображающие людей божественной красоты, смотрели на путниц из ниш на стенах домов, фонтанов и скверов. Кажущиеся невесомыми мосты простирались над каналами с мутной бурой водой, по которым в изобилии двигались легкие расписные лодки.
Такса уверенно тянул карету вперед. Таша, сидящая на месте кучера, пыталась уловить логику движения других повозок и карет, чтобы не столькнуться ни с кем и вписаться в движущийся поток. Тама и Айша, прижавшись носами к окнам, восторженно пялились на проплывающие за стеклом городские виды.
Выбравшись, наконец, из общего движения, Таша завернула в один из проулков, узкий и пустой. Решив, что тут можно прибавить ходу, она пустила заскучавшего Таксу рысью. Карета загрохотала колесами по мостовой. Расслабившись и залюбовавшись на дома, Таша совсем забыла про внимательность. Покорный Такса словно бы и вовсе не вникал в происходящее, слепо повинуясь воле кучера, трусил в указанном направлении.
Странное дело, но грозный конь, поменяв хозяина, стал кротким и спокойным, как овца. Видимо в том была его чудесная особенность – сливаться с седоком духовно в миролюбии или в ярости, угадывать мысли и чувства всадника, становиться ему под стать…
– Куда правишь, троллья дочь! – заорал кто-то грубым охрипшим голосом, резко оторвав принцессу от созерцания местной архитектуры.
Девушка судорожно потянула повод, но было поздно – пересекающая дорогу четверка белоснежных лошадей уже оказалась на пути… . Не пожелавший остановиться сразу, Такса, с маху налетел на первую пару причесанных и вычищенных белых лошадок, свалив тех на бок. Лошади из второй пары с визгом поднялась на дыбы, выкрутив под невероятным углом оглобли и опасно накренив легкую светло-бежевую карету.
– Ты чего творишь, дура! – не унимался дородный бородатый кучер, потрясая нагайкой.
Таша пулей соскочив с облучка, подхватила черного жеребца под уздцы, и, упираясь ладонями в его необъятную грудь, заставила попятиться назад.
– Извините, ради бога, простите!
Пока виновница происшествия оправдывалась, кучер, закатав рукава, уже примерялся ногайкой к ее спине. Однако выбравшаяся из кареты на шум Тама тут же вступила в перепалку:
– А ну, убери нагайку, свинья бородатая! – она грозно уперла руки в бока и смерила мужика пылающим взглядом, так, что тот послушался и отступил.
– Чего орешь, болван, – присоединилась к пастушке Айша, покинув карету, со спокойным видом подошла к лежащим на боку лошадям и, ловко развернув
