как раз, понятно, – хмыкнул Егор. – Но кому и чем я конкретно помешал?
– Воротилам мировой киноиндустрии, надо понимать. Серьёзный бизнес, как известно, не любит глупой и бесполезной суеты. А ты начал Александре ультиматумы выдвигать. Нервировать её. Уговаривать – вернуться к обычной жизни…. Кто-то важный посчитал, что ты, Странник, лишний. Мол, мешаешься под ногами. Воду мутишь. Суету наводишь…. Зачем ты нужен? А, как нас учил мудрый и прозорливый товарищ Сталин?
– Нет человека, нет и проблем…
– Верно всё понимаешь, однако.
– Зачем же такие сложности, а? Можно было меня по-простому убить, ещё в Москве. Например, инсценировав несчастный случай, или же – бытовое разбойное нападение.
– Знать, на то были веские и серьёзные причины, – состроил многозначительную гримасу старый чукча. – Может, это знаменитая актриса Александра Леонова выдвинула такое милосердное условие, мол: – «Не убивать моего мужа – ни в коем случае! Достаточно просто изолировать – на неопределённое время…». Что так гневно сверкаешь на меня глазёнками? Не веришь, что любимая супруга замешана в этом грязном и мутном деле? Твоё право, однако…. Возможен и другой вариант. Тебя, беспокойного, могли «отложить про запас»…
– Это как?
– Да, обычно. Как банку свиной тушёнки – на верхнюю полку кухонного буфета. Мол, когда придёт голодный год, тогда и достанем.
– Поясни, пожалуйста, – попросил Егор.
– Возможно, что ты, Странник, потерялся. То есть, выражаясь по-научному, официально пропал без вести…. А шоу-то продолжается. Не славянское, так какое-нибудь другое. Но – со временем – капризный телезритель утрачивает к нему живой интерес. Мол, слегка приелось, перца не хватает. И тут – в нужный момент – вспоминают про спрятанную «на чёрный день» банку с тушёнкой. В нашем случае, про тебя, Странник…. Неожиданно, по-прошествии многих лет, ты найдёшься. Правда, потерявший память. Ну, и что с того? Наоборот, в самый раз. Симпатичная и свежая мелодраматическая нотка, могущая оживить весь спектакль в целом…
– Странный ты человек, шаман. Иногда говоришь – как дремучий чукотский оленевод, через каждую вторую фразу вставляя дурацкое «однако». А порой начинаешь сыпать заумными терминами и словечками – «воротилы мировой киноиндустрии», «изолировать», «мелодраматическая нотка»…
– Извини, какой, уж, есть, – обиделся Афоня, но тут же широко и беззаботно улыбнулся: – Ты, Странник, наблюдательный парнишка, однако.
– А, то! Я, ведь, в российской армии не дурака валял. Наоборот, старательно учился всякому, разному и полезному…. У нас не осталось, случаем, «тундрового бальзама»?
– Осталось немного, – чукча склонился над вещмешком и выложил на базальтовый «стол» кружок копчёной колбасы. – Бери флягу. Разливай. Не смущайся.
– «Краковская»! – искренне обрадовался Егор. – Соскучился я по копчёной колбаске – за четыре-то года…
– На,
