меня здесь для вас, – сталеглазый достал из-за пазухи мешочек, – плата. За то, что вы выдали в руки Священной Инквизиции Рейнмара фон Беляу. Коий факт имел место, как отмечено в наших книгах, здесь, в городе Франкенштайн, quintadecima die mensis Septembris Anno Domini 1425[110]. Выплата немного задержалась, но, увы, так работает наша бухгалтерия.
Дьякон и не подумал спрашивать, что это за «наши книги» и «наша бухгалтерия». Он догадывался. Взял из рук мужчины кошелек. Гораздо более легкий, чем он ожидал. Однако решил, что нет смысла спорить о процентах.
– Я… – отважился он. – Я завсегда… Священная Инквизиция завсегда может на меня положиться… Я только как подозрительного узрю… Сразу же доношу… Вприпрыг к преору лечу… Вот не дале как в прошлый четверг крутился по суконницам один тип…
– За этого Беляву, – прервал сталеглазый, – мы особо благодарны. Это был крупный преступник.
– Ну! – возбудился Кантор. – Разбойник! Колдун! Говорят, людей убивал! Травил, говорят. На самого зембицкого князя руку поднял. В Олесьнице замужних женщинов магией одурманивал, одурманенных порочил, потом магически делал так, что они все забывали. А дочку господина Яна Биберштайна взял и похитил, а потом насильно… это… насиловал.
– Насильно, – повторил, кривя рот, сталеглазый. – А ведь мог бы, будучи колдуном, магией одурманить, одурманенную насиловать спереди и сзади, потом магически сделать так, чтобы она обо всем забыла… Что-то тут, дружок, логики маловато, тебе не кажется?
Дьякон молчал, раскрыв рот. Он не очень знал, что такое «логика». Но подозревал самое худшее.
– А если ты такой внимательный, как хвалишься, – довольно равнодушно проговорил сталеглазый, – то не выспрашивал ли кто о Беляве? Уже после его ареста? Это мог быть сообщник, гусит.
– Вы… спра… шивал один, – вопреки желанию пробормотал Кантор. Он боялся новых вопросов. В основном одного: почему не донес на того, кто выпытывал. А не донес из-за страха. Из-за опасности, которую вызывал у него выспрашивавший. Черноволосый, одетый в черное, с как бы птичьей физиономией. И взглядом дьявола.
– Как он выглядел? – сладко спросил сталеглазый. – Опиши. Как можно точнее. Прошу.
В приходской церкви – к удовольствию человека со стальными глазами – не было ни души. На пустую и пахнущую кадилом пресвитерию взирала с центральной доски триптиха покровительница, святая Катерина Александрийская, окруженная выглядывающими из-за облачков пухлыми ангелочками.
Сталеглазый опустился на одно колено перед алтарем и лампадкой над ларцом со святыми дарами, встал, быстрыми шагами направился к укрытой в тени бокового нефа исповедальне. Однако, прежде чем он успел присесть, со стороны ризницы долетело громкое чихание и несколько более тихое ругательство, а после ругательства полное отчаяния «Господи, прости». Сталеглазый тоже выругался. Но «Господи, прости» попридержал. Потом полез под плащ за кошельком, поскольку походило на то, что без взятки тут не обойдется.
Приближающимся оказался
пятнадцатого сентября Лета Господня 1425‐го (
