что и вредило мне всю мою жизнь… Ели, сосны, дубы окружали нас, тихое и далекое пение пташек доносились до меня. Мне уже не было страшно, как тогда, когда отец целился и убивал кабана. А сейчас я стоял и смотрел с безразличием на происходящее передо мной. Когда шкура животного была снята, отец сказал:
– Сейчас мы понесем это домой, а дальше, разрезав на куски, будим коптить, чтобы был запас на зиму.
Я только кивнул в ответ. Туша кабана была тяжелой, мне казалось, что она весит тонну, не меньше, но отец, вскинув добычу на плечо, нес ее легко, даже не ссутулившись. Когда мы пришли домой, на дворе был полдень. Мать и сестры хлопотали по хозяйству. Пообедав в молчании – мать все еще дулась на отца из-за того, что он потащил меня на охоту, – мы отправились готовить запасы на зиму. Провозившись до вечера с этим делом, мы наконец-то освободились. Отпустив меня гулять, отец вернулся в дом. Я побрел к своему любимому месту, к озеру, что было недалеко от нашего дома, в лесу. Там всегда плавали уточки, я их очень люблю. Дикие утки, они такие симпатичные, особенно, когда маленькие, неоперившиеся, с пушком, плывут за мамкой и крякают, даже не крякают, а пищат. Я взял с собой хлеба и, сидя на бревнышке около воды, кидал им кусочки. Они знали меня, привыкли наверно уже ко мне и, не боясь, подплывали к берегу, иногда даже выходили и прохаживались своей «утиной» походкой по нему, виляя коротенькими смешными хвостиками. Я был одиноким мальчиком, сидящим на бревне, сколько себя помнил, мне всегда казалось, что я жил не своей жизнью. Все в этом мире было мне не совсем близким, не то чтоб я не любил своих родителей и сестер. Нет, они были дороги мне, но вот ощущение того, что я лишний, всегда было со мной… Откуда это бралось во мне? Может, оттого, что я был единственным мальчиком в семье, да еще и самым младшим. Сложно было бы не заметить того, что мама и сестры относятся ко мне, как к маленькому, хоть я по возрасту и был таковым, но я был мальчиком, мой долг, как говорил отец – и я с ним согласен – защищать их. Но вопрос в ином: готов ли я быть таким? Ведь я – не он. И дело не только в том, что я не богатырь, а сухой и тощий, дело в моем характере, он слишком мягкий, чуткий, ранимый, не мужской.
Да, я любил природу, любил слушать пение птиц, любил наблюдать за уточками, любил шелест травы и листвы, любил ту жизнь, что идет в лесу. Любил животных, но не как еду, а как живых существ, но я не любил ту жизнь, что уготовлена мне по рождению. Я не – мужик, не в полном смысле этого слова, я не защитник, но я и не трус. Как это мучило меня, как я хотел искоренить из себя это, но не мог. Но меня никогда не тянуло стать ни художником, ни поэтом, ни каким-нибудь другим представителем современных профессий, что выбирают люди, парни моего склада характера. Я был все же больше влюблен в науку, зачитывался книгами, мне нравилось что-то изучать, узнавать. Мне хотелось знаний, но не к чему было их применить, да и какой из меня ученый?
Наступал поздний вечер, а за ним спускались сумерки и ночь, а это значит, что нужно было идти домой. Встав с бревна и посмотрев на уточек еще раз, я, развернувшись, пошел к дому. Друзей
