Она любит этого урода! Даже если это он её изнасиловал, она…
– Если она его любит, то разве стала бы сопротивляться? – перебивает, и я замолкаю с приоткрытым ртом.
– Значит… не Оскар?.. – слабым шепотом.
Первым взгляд отводит:
– Скоро всё закончится.
– Я тебя не об этом спрашивала. Просто понять пытаюсь всё это… Тебя понять пытаюсь.
– Хочешь знать, за что? – поднимается на ноги и замирает напротив моего стула, одной рукой упираясь в его спинку, второй в столешницу. – За что я мщу им? Об этом ты спросила?
Выдерживает паузу, видимо подтверждения от меня ожидая, а у меня все слова закончились, стоило ему лишь подойти так близко.
– Хочешь пожалеть их? – спрашивает тихо. – Тех, кого Костик друзьями считал? Что, Лиза? Хочешь осудить меня? Потому что я больной на голову урод, раз порчу жизнь тем, кого Костик уважал, любил, друзьями считал?
Слабо качаю головой, сама не понимая, что ответить хочу. У меня нет ответа.
Лицо Макса перекошено от боли и злости. Вижу его так близко, чувствую, буквально сквозь себя его эмоции провожу.
– Почему молчишь? – головой качает. – Ты ведь хотела знать.
– Это… это сложно понять, – хрипло.
– Мне тоже, – болезненно улыбается. – Мне тоже было сложно понять, почему, когда Костик умер, ни одна тварь с ним попрощаться не пришла. Он один там лежал! В гробу. С загримированным какой-то хренью, распухшим лицом, мокрым от слёз его матери! Почему никто таким его увидеть не захотел, а? – шепчет вкрадчиво. – Почему жиртрест Романович, с которым Костян со второго класса одну парту делил, не пришёл с ним попрощаться? Когда этого жирного урода весь класс гнобил, Костик был единственным, кто на его защиту становился, рты всем затыкал! А стоило Костику в дерьмо вляпаться, в гроб попасть, так и забыли про него все. Добряк Костик нафиг никому не нужен стал! Он ведь мёртв уже, зачем время тратить на того, кто всё равно уже ничего не слышит, не видит. Не дышит! – Вздыхает и ещё тише произносит: – Не пытайся понять, Лиза. Всё равно не получится.
– Неужели… неужели вообще никто не пришёл? – себя будто со стороны слышу.
Макс выпрямляет спину и складывает руки на груди:
– Ни одна сука из тех, кого Костик другом считал.
– И поэтому ты им мстишь?
– Мщу? – горько усмехается. – Клетка – не гроб. Из неё выбраться можно. Но вот какого в ней сидеть, одному, без поддержки, без помощи… Потому что никто не придёт, никто не поможет. Сиди и душись своим одиночеством.
– И сколько их таких… было? Птичек, – языком с трудом ворочать удаётся. – Сколько до меня?
– Всего? Не знаю. Меня другие не волнуют. А тех, кто на Костяна забил – семь. Ты седьмая.
Опускаю взгляд и пытаюсь как-то переварить услышанное.
– А Оскар и… и Паша? – спрашиваю.
– Десерт обычно напоследок оставляют, – отвечает небрежно, неверно истолковав мой вопрос, и шагает к окну, пока я провожаю его взглядом. – Ни один компромат Оскару жизнь не сломает, если его жизнь уже – полное дерьмо. А
