между деревьев деревянную будку с вырезанным на двери полумесяцем: тут уж сомнений быть не могло.
Уборная во дворе.
Выгребная яма.
– Вот дерьмо, – прошептала Кора.
– В прямом смысле, – в тон ей ответила Лени.
Лени прижалась к маме. Она понимала, каково той сейчас. Значит, Лени должна быть сильной за двоих. Так уж у них с мамой повелось. Они были сильными по очереди. Потому и продержались все годы войны.
– Спасибо, детонька. И правда смешно. – Мама обвила Лени рукой, прижала к себе. – Ничего, как-нибудь приспособимся, верно? Обойдемся без телевизора. И без водопровода. И без электричества. – Тут у мамы сорвался голос, и последняя фраза прозвучала как крик отчаяния.
– Справимся, мам, – с деланой уверенностью ответила Лени, стараясь не выдать страха. – Да и папа наконец-то будет счастлив.
– Думаешь?
– Знаю.
Четыре
Наутро они засучили рукава и принялись за дело. Лени с мамой убирали в домике. Подметали, мыли, скребли. Кухонная раковина оказалась «сухой» (водопровода-то не было), то есть воду сперва требовалось принести с протекавшего неподалеку ручья и вскипятить, а потом уже пить, готовить или мыться. Электричества не было. Газовые лампы висели на стропильных балках, стояли на фанерной столешнице. Под домом был устроен погребок площадью восемь на десять футов, не менее, вдоль его стен тянулись пыльные провисшие полки, уставленные грязными пустыми стеклянными банками и покореженными корзинами. Погребок они тоже вымыли. Папа же тем временем расчищал дорогу к дому, чтобы можно было привезти во двор оставшиеся вещи.
К концу второго дня – который, к слову, длился целую вечность, солнце все светило и светило, – уже в одиннадцатом часу, они закончили работу.
Папа развел на пляже – их собственном пляже – костер, они уселись на бревнах вокруг огня, ели сэндвичи с тунцом и пили теплую кока-колу. Папа набрал мидий и венерок, научил Лени с мамой их открывать. Они глотали склизкое содержимое раковин.
А ночь все не наступала. Небо окрасилось в густые лилово-розовые тона. Сквозь пляшущее рыжее пламя костра, над которым вились и мелодично потрескивали искры, Лени смотрела на сидевших под шерстяным одеялом родителей. Мама дремала у папы на плече. Папина рука любовно покоилась у нее на бедре. Лени их сфотографировала.
Папа заметил вспышку, услышал жужжание «поляроида», поднял глаза и улыбнулся.
– Мы здесь будем счастливы, Рыжик. Ты же это понимаешь?
– Ага, – ответила Лени и, может быть, впервые в жизни сама поверила в это.
Лени проснулась от стука: кто-то – или что-то – барабанил в дверь домика. Она выползла из спального мешка и отпихнула его, впопыхах опрокинув стопку книг. Внизу зашуршали бусины, послышались мамины и папины шаги: родители побежали к двери. Лени проворно натянула вчерашнюю грязную одежду и кубарем слетела с лестницы.
Во
