что Эдгардо уезжал в Дом катехуменов “с огромной радостью”. Преображение, случившееся с мальчиком, было поистине чудесным. Он вступил в Дом катехуменов с одной мыслью, уже “запечатленной у него на лбу, а еще глубже – в его сердце, – мыслью об исключительной благодати, которая снизошла на него благодаря Крещению, и о безмерном горе оттого, что его родители остаются и желают оставаться иудеями”.
В этой версии истории про чудесное спасение говорилось, что когда Эдгардо услышал, что скоро впервые после разлуки встретится с отцом, то очень обрадовался, потому что “надеялся обратить отца в свою веру и сделать из него такого же доброго христианина, как он сам”. Но когда эта встреча произошла и Эдгардо обнаружил, что отец остается глух к его пламенным мольбам и упрямо цепляется за прежнюю религию, мальчик разразился ужасными рыданиями.
L’armonia опубликовала рассказ человека, который якобы собственными глазами видел мальчика в Доме катехуменов. “Очевидец” уверял, что чудесное преображение совершалось с головокружительной быстротой. “Всего через несколько дней он в совершенстве выучил катехизис и теперь без запинки и без ошибок читает все главные христианские молитвы. Он постоянно рвется сказать и директору, и другим людям, с которыми он беседует, что у евреев нет ни алтарей, ни Мадонны, ни папы и что ему хочется, чтобы все знали: евреи – не такие, как христиане. Он заявляет, что хочет обратить их всех, и чувствует, что его устами красноречиво говорит сама Божья благодать”.
Этот мальчик был сущее чудо во плоти: “Папа пожелал увидеться с ним и пришел в восторг. Дитя благословляет служанку, которая крестила его и тем самым открыла перед ним двери католической церкви”. Когда кто-нибудь спрашивал его, знает ли он, кто такой Иисус Христос, его лицо багровело от стыда – стыда за своих предков – и он отвечал: “Иисус Христос – это Спаситель рода человеческого, распятый евреями”. В заключение католическая газета шутливо вопрошала: “И кто-то еще хочет, чтобы мальчика, в котором столько веры, вернули в гетто?”[83]
Сообщения такого рода, в большом количестве поступавшие из Рима и распространявшиеся католической прессой по всей Европе, были ответом на набиравшее силу движение, организованное с целью освобождения Эдгардо. Неужели с мальчиком вправду произошли такие перемены? Момоло и Марианна гневно опровергали католические “репортажи” как наглую ложь, однако некоторые их союзники – в том числе и Скаццоккьо, который лично присутствовал на нескольких пресловутых свиданиях Момоло с Эдгардо, – уже не были так уверены в ответе на вопрос, во что же теперь верит и чего хочет сам мальчик.
С точки зрения европейских либералов, у церковной версии истории было очевидно слабое место: ее нелепость просто лежала на поверхности. Брошюра, изданная в Брюсселе в 1859 году и осуждавшая церковь за похищение Эдгардо, вначале рассказывает о том, что предположительно происходило в действительности, а затем сосредоточивается на другой версии событий – той, что излагалась в
