далеко-далеко назад по спине от шеи. Аж моим косточкам посередине захолодало.
И к Петровичу, к Петровичу.
А у меня на спине страх страшенный-страшенный. Синяк на синяке. Один одного больше и синей синим цветом. А есть же и других подсветов – и желтые, и с краснотой. Если смотреть, так получается красиво. Я в зеркале смотрела. Мне понравилось.
А в перерывах от синяков осталось чистое девическое тело – белый сахар. Как не чувствовать такое! Допустим, Петрович чувствовал-чувствовал.
Мастеровые девчата, которые хорошо знали про Петровича, – они ж сами были раньше на подноске. Сами были – кто перед кем успеет до Петровича добежать. Я, как узнала, всегда добега́ла. И тачка мне давалась, и сочувствие человека.
Конечно, бегала не каждая. Даже бывали такие, которые плевали на которые бегали. Даже называли, что, допустим, я шлёндра.
А у меня стыда на такое нету. Зачем в такую секундочку стыд?
Стыд – это когда Петрович меня сам расхриста́л и все-все. А я ж своими руками. А Петрович своими руками – самую чуточку. Петрович смотрел и смотрел своими глазами. Это разница.
Потом – тачка мне давалась не для гульбы, а для труда. Это разница тоже.
Я трудилась на всю свою силу. Если человек, так он же без копейки не может. А мне сильно хотелось в душе на заработанную копейку и одеться в красивое, не перешитое, и пойти в город в кино – хоть на две картины в один день, и конфет хороших купить – хоть сколько грамм………………
По правде, я ходила к Мурзенке не только для тачки.
Я давно себе наметила, чтоб не собирать своим подолом репьяхи. Я наметила себе любить такого мужчину, который достоин.
Допустим, взять мужчину. Для меня у мужчины красота всегда не главное. А будет у мужчины красота, скажу спасибо.
Да.
Поется песня:
Мне ж бить китов у кромки льдов,
Рыбьим жиром детей обеспечивать.
Я б хотела встретить такого мужчину, который убивает китов для детей. У нас в Чернигове таких нету. Пускай.
Я про мужчин.
У меня уже давно был случай, что я чуточку не утонула.
Мы с подружками пошли на Десну. Был самый первый жаркий-жаркий день. Мы с подружками наметили потрогать воду, и, если нам вода понравится, мы б тогда покупались.
Получилось, что вода уже потеплела. Конечно, мы были сильно рады.
Я в воде ничего не боюсь. Я боюсь, когда на воде плывет непонятное. Оно как раз и плыло.
Подружки мне закричали:
– Утопленник!
Конечно, я увидела на воде утопленника.
Утопленник мня взял – раз! – и мазанул по руке. Я давай в сторону. А сторона получилась не к берегу, а на глубину-глубину.
Божжжже!
Уже и дна у меня под ногами нету, неба наверху нету тоже. Бултыхаюсь-бултыхаюсь. Уже я провалилась – совсем-совсем.
Божжжже!
В
