sa place de [К. П.] Победоносцев. Il est stupide, on le sais, mais qu’il parle de tout cela si ouvertement, c’est preuve qu’ils[142] n’abandonnent pas ni la lutte, ni l’espoir d’une victoire. Est-ce vrai? Si – oui, c’est donc la mort de la Russie!»[143]
В ответ на это испуганное письмо, я немедленно телеграфировал брату в Ялту: «Reçu lettre, rien ni vrai, ni vraisemblable»[144], желая его успокоить и дать встретить новый год с облегченною и успокоенною душою. Тем не менее это письмо доказывает, как велика еще нервная тревожность в честном русском обществе.
Кончаю год, как русский – с надеждою, как христианин с верою, как издатель с благодарностью к Богу, как Владимир Петрович – с глубокою грустью. Безусловное молчание Государя на мое письмо[145] явилось несомненным доказательством того, что я не стою той милости, которой просил при мысли о десятилетии моего издательства; а не стоить этой милости значит быть очень далеким от Его сердца, а кто от Его сердца так далек, тот меньше имеет сил и прав быть Ему полезным и пригодным, чем он желает, мечтает и просит о том Бога.
Мысленно прошу Государя простить мне мою просьбу; не вернусь к ней и, кончая в своем одиночестве год, рад, что без всякой горечи благодарю только Государя за все, за все, и грусти минуты не даю ни смущать себя, ни клонить к унынию.
Я бодро и твердо верю, и сильнее прежнего, что Бог не оставит Государя, ибо Он чист и честен и благолюбив перед Ним. Ложь и дурные замыслы разобьются об Него.
1885
Сегодня узнал, что Государь подписал указ о присоединении к ведомству Мин[истерства] нар[одного] просвещения тех женских учебных заведений, которые вошли в состав Учреждений Импер[атрицы] Марии[146] случайно. Со всех сторон слышу одобрение этой меры и сочувствие к ней.
У [И. Д.] Делянова видел будущего попечителя Петерб[ургского] учебного округа, генерала [И. П.] Новикова. Признаюсь, не я один удивлен такому выбору Делянова. Про него можно сказать, что он странный человек, на которого в нормальное и в острое время вряд ли можно положиться спокойно и уверенно. Новиков мне и многим кажется из способных выкидывать штуки.
У Делянова застал [М. С.] Волконского, его товарища. В разговоре про то, про се, коснулись вопроса будущего государственного земельного банка. По этому поводу кн. Волконский рассказывал, что ему на днях пришлось с одним из дельцов в Министерстве финансов по этому вопросу иметь разговор и услыхать от него характерное слово.
– Как это вы на себя берете такую трудную работу, – говорит Волконский этому финансисту, – и не приглашаете в вашу комиссию для сотрудничества никого из людей знакомых с земельным вопросом, хотя бы например некоторых членов Взаимного поземельного кредита.
– И без них как-нибудь дело сморганим, – ответил спокойно финансист чиновник.
Это «как-нибудь сморганим» выражает всю сущность чиновнических отношений к делу, к которому Государь относится с душою.
Повторяю: так бы легко было сказать министру финансов[147]: пригласите в Комиссию вашу, разрабатывающую проект Госуд[арственного] Позем[ельного] банка, приезжих
Подчеркнуто чернилами двумя чертами.
«Последние несколько дней я нахожусь в большом беспокойстве и не знаю, не сойду ли я от этого с ума, вместе с многими другими. Приезд в Москву в[еликого] к[нязя] К[онстантина Николаевича] поверг меня в уныние. История консерватории подлинная; он ее глава и приезжает сюда часто. Но на
«Получил письмо, ничего ни истинного, ни правдоподобного» (
Возможно, Мещерский имеет в виду письмо от 22 октября 1884 г. (№ 11 данной публикации). 1885
После смерти императрицы Марии Федоровны в 1828 г. благотворительные и учебные заведения, находившиеся под ее покровительством, были переданы в специально созданное IV отделение Собственной его императорского величества канцелярии, с октября 1854 г. именовавшееся также Ведомством учреждений императрицы Марии. 12 августа 1880 г. в связи с реорганизацией Собственной е. и. в. канцелярии ее IV отделение было преобразовано в Собственную е. и. в. канцелярию по учреждениям императрицы Марии.
Н. Х. Бунге.
