сразу пустился в путь. Он знал, как это важно – отсрочить долгожданное, и помнил, что путешествие в неизведанное необходимо подготовить и обдумать.
Много дней бродил Староум по холмам вокруг длинного тёмного залива, всё глубже погружаясь в забвение, и чувствовал, что долина становится с каждым днём ближе и ближе.
Последние красные и жёлтые листья отрывались от своих деревьев и прыгали у ног, куда бы он ни пошёл (ноги у Староума всё ещё были очень крепкие), и иногда он останавливался и поднимал какой-нибудь красивый лист за черенок и говорил сам себе: «Это клён. Этого я не забуду». Староум отлично знал, что́ хочет сохранить в памяти.
В эти дни ему удалось забыть чрезвычайно много. Каждое утро он просыпался, охваченный одним и тем же таинственным ожиданием, и поскорее начинал забывать, чтобы ещё немного приблизить долину. Никто не мешал ему и не пытался напомнить, кто он такой.
Староум нашёл под кроватью корзинку и сложил туда все лекарства и маленькую бутылочку коньяка на случай, если заболит живот. Намазал шесть бутербродов и разыскал свой зонтик. Он готовился сбежать и планировал побег.
За годы на полу у Староума скопилось множество вещей – тех бесчисленных, которые не стоит труда поднимать, и всегда найдётся причина, чтобы оставить их валяться. Все они были разбросаны по полу, как острова, как целый архипелаг потерянных бесполезных вещей, Староум привычно перешагивал и обходил их, и благодаря им ежедневные блуждания по комнате превращались в увлекательный и одновременно знакомый и успокаивающий маршрут. Теперь Староум решил, что они ему больше не нужны. Он взял метлу и устроил в комнате ураган. Все объедки, потерянные тапки, хлопья пыли, закатившиеся таблетки, забытые списки того, что нужно не забыть, ложки и вилки, кнопки и нераспечатанные письма он смёл в большую кучу. Из её недр он выбрал восемь пар очков, сложил их в свою корзинку и подумал: «Пригодятся смотреть на новую жизнь».
Теперь долина была уже близко, уже практически за углом, и он чувствовал, что ещё не воскресенье.
В пятницу или субботу Староум покинул дом и, разумеется, не мог не оставить прощального письма. «Я ухожу и прекрасно себя чувствую, – написал он. – Я слышал всё, что вы говорили все эти сто лет, потому что я вовсе не глухой и знаю, что вы всё время что-нибудь праздновали». Без подписи.
После этого Староум надел халат и гамаши, взял свою корзинку, открыл дверь и снова закрыл, оставив позади сотню лет, и силой своего желания и нового имени выдвинулся прямо на север, к счастливой долине, и никто на берегу залива не знал о его уходе. Красные и жёлтые листья вились вокруг его головы, а вдалеке среди холмов поднялся новый осенний дождь, чтобы смыть остатки того, о чём он не хотел вспоминать.
8
Филифьонкин визит в Муми-долину слегка откладывался, потому что она никак не могла определиться: надо ли перед отъездом вывести моль? Война с молью – дело серьёзное: предстоит проветривать, чистить и всё такое, не говоря
