маникюре.Не с иконы и не с лубка:
Туфли, платьице да косынка,
Пусть подвыпившая слегка,
Но – картинка.
Об одном, даже зубы свело:
Я прошу, чтобы не было хуже:
Брось позорное ремесло,
Коли я в твоём будущем нужен.
Или ты лишь играла, когда
Подавала горячую руку
Без кокетства и без стыда,
Как в охотку вступившая сука.
И заранее зная ответ,
Улыбаясь, как будто в поблажку,
Свой расстегивала жакет,
А на мне разрывала рубашку.
То ль намеренно, то ль невзначай,
От безумия губы спекутся,
Если это любовь – отвечай:
Что тогда в этом мире паскудство?
Не спроста дьявол выделил нас,
Двух, единственных в целой России –
Вот я гляну в последний раз
И увижу тебя впервые.
Грудь и бедра, и тонкий стан,
Как положено быть фигуре,
И, приложенные к устам,
Пальцы в розовом маникюре.
Но возьмёшься за старое, мразь,
Зря ли куплен тэтэшник на рынке,
Вот и ляжешь в осеннюю грязь,
Как и должно дешёвой картинке.
Е
«Евангелие мучу до утра…»
Евангелие мучу до утра,
Заучивая целые страницы,
Хотя меня осенняя пора
Зовёт скорей в сегодня возвратиться.
Зелёною листвою застлан мох,
Ей жить да жить, но северное лето
Короткое, как человечий вдох,
Похоже, и не думает про это.
Чего ему, коль выполнена цель,
И семена надёжно укрывая,
Фырчит себе сентябрьская метель,
Как под жокеем лошадь беговая.
«Едва живой – сужу по разговорам…»
Едва живой – сужу по разговорам –
Почти не вылезая из пивной,
Был Франсуа бродягою и вором,
За что и поплатился головой.
Его ловили мэры и приходы,
Готовя суд и грозный приговор,
Когда, покинув каменные своды,
Искал спасенье по лесам меж гор.
Гордясь тем, что друзья не продавали,
А девушки пленительнее фей,
Как весело с такими на привале,
Как сладко спать под пологом ветвей.
Но, главное, конечно же, не в этом,
Чего бы не кричали за спиной,
Был Франсуа изгоем и поэтом,
За что и поплатился головой.
Пусть удалось осмеянным монахам
Втоптать его в им родственную грязь,
Он, даже оклеветанный, без страха
Смерть встретил, как в насмешку веселясь.
И пусть стихи не принесли удачи,
Нет менестрелю дела до неё,
И до дворцов, где краденное прячет
Безликое, как моль и тля, ворьё.
Ведь разве импотентам и калекам
Понять дано, хоть волк тамбовский вой,
Был Франсуа свободным человеком,
А за свободу платят головой.
«Ей
