она болела?
– Ой, да что вы! – замахала руками женщина. – Капитан, как и нынче, ходил в поношенном платье, но в кошельке у него всегда было полным-полно соверенов. Бедная леди ни в чем не нуждалась.
Услышав это, Джордж с облегчением вздохнул, хотя и не понял, откуда у вечно пьяного отставного лейтенанта, живущего на пенсию, равную половине прежнего оклада, могли взяться деньги на лечение дочери. Однако Джордж был слишком поглощен своим горем, чтобы задуматься над этим всерьез, и потому не стал более задавать вопросов, но в компании тестя и Роберта Одли отправился на пристань, где стояло судно, следовавшее до Портсмута.
На прощание старик отвесил Роберту весьма церемонный поклон.
– А ведь ты, кстати, не представил меня своему другу, – с упреком обратился он к Джорджу.
Толбойз взглянул на тестя с непонимающим видом, и, прежде чем тот успел повторить свою просьбу, Джордж вместе с Робертом взбежал по трапу на судно. Пароход вышел в открытое море, и вскоре контуры острова растаяли за горизонтом в лучах заката.
– Подумать только, – сказал Джордж другу, – всего лишь два дня назад я спешил в Ливерпуль, надеясь прижать супругу к своему сердцу, а нынче вечером спешу прочь от ее могилы!
Официальный документ, делавший Роберта Одли опекуном Джорджа Толбойза-младшего, был оформлен в портсмутской адвокатской конторе на следующее утро.
– Великая ответственность, что и говорить! – воскликнул Роберт. – Я – и опекун кого-либо или чего-либо. Я, который за всю свою жизнь не сумел толком позаботиться о себе самом!
– Я верю в твое благородное сердце, Боб, – сказал Джордж. – Я знаю, ты не бросишь на произвол судьбы моего бедного мальчика и проследишь, чтобы дед с ним хорошо обращался. Из того, что я оставляю Джорджу, я возьму ровно столько, сколько мне понадобится, чтобы добраться до Сиднея, а там займусь прежней работой.
Но, видно, Джорджу суждено было самому стать опекуном своего сына, потому что, когда они прибыли в Ливерпуль, выяснилось, что корабль до Австралии только что ушел, а другой будет не раньше чем через месяц. Друзья возвратились в Лондон, и Роберт, немало порадовавшись тому, что обстоятельства сложились подобным образом, в полном блеске явил Джорджу свое гостеприимство, отдав ему гостиную, наполненную щебетом птиц и ароматом цветов, а себе приказав стелить в гардеробной.
Увы, горе – чувство эгоистичное, и Джордж даже не понял, на какие жертвы пошел друг. Он знал лишь, что для него самого солнце померкло и все радости жизни кончились. Дни напролет он курил сигары, невидящим взором уставившись на клетки с канарейками и с нетерпением ожидая, когда закончится его вынужденное пребывание в столице.
Но в один прекрасный день, когда этот срок подходил к концу, к нему явился Роберт Одли, осененный блестящей идеей. Один из его коллег, отправляясь в Санкт-Петербург на целую зиму, пожелал, чтобы Роберт составил ему компанию, и Роберт согласился при том единственном условии, что вместе с ними в путешествие отправится и Джордж.
