курица!
– Чай, с вещами, мил человек? – поинтересовался дядя Юра. А то я уж засиделся тут, и баушка меня, чай, заждалась-от домой.
– Нет! Не сегодня, посидишь ещё немного. На допрос к следователю пригласили… персонально, – пошутил конвоир.
– Так я же был у него, – поднялся, расчёсывая пятернёй бороду, дед.
– Давай-давай, пошевеливайся! – построжел молодой конвоир, – и не забудь руки за спину заложить.
Вновь заскрежетала, завизжала, дверь – Николай остался один.
От сидения на жёстком деревянном табурете, да ещё и в неудобной позе, заболела спина. Он посмотрел на тюремную, теперь «свою», кровать, потрогал одеяло, матрас и, тяжело вздохнув, лёг поверх одеяла…. «Даа, это не у родной мамы на пуховой перине», подумалось ему, когда он начал приспосабливать под голову всю из ватных комков, небольшую подушку. У нас в детдоме, помнится, постель была намного лучше, с иронией подумал он о тюремной постели.
Как только тело немного расслабилось, тут же головой опять завладели мысли.
Странно, подумал он, неужели от положения тела в пространстве зависит мозговая деятельность человека? В таком случае, небезызвестный литературный Обломов должен быть великим умницей. Это ж надо, всю жизнь пролежать на диване…! Что-то верится с трудом. Может быть, присочинил писатель для большего эффекта?
От Обломова мысли повернулись опять на себя, на своё – такое незавидное, такое несуразное положение.
В сотый, тысячный раз он спрашивал неизвестно кого – кто взял его Фольксваген и, зачем? Может быть, какой-то пьяный решил прокатиться…? Но… в таком случае, почему не сработала противоугонная сигнализация? На кой чёрт, позвольте спросить, я отдал за неё такие бешеные деньги…? Брелок с ключами есть только у меня и у Светланки: мы их не теряли…. Светланка сказала бы мне обязательно, если бы она их потеряла…. А я-то точно не терял! Ничего не понимаю!
Перед его мысленным взором, словно морская дева из пучины морской, появилась его молодая, красавица жена…. Память Николая мгновенно перенесла его в прошлое, в тот первый Новогодний день, когда увидел её. На душе потеплело, словно рядом зажгли небольшой костерок, и этот костерок отогрел замерзающую душу.
«Снегурочка моя! Родная моя…, как ты там?» – прошептал он. «Ты же ещё ничего-ничего не знаешь. Не знаешь, какая огромная беда обрушилась на нас!»…
И мысли, словно прорвавший запруду весенний ручеёк, побежали, побежали, разматывая и разматывая виток за витком, клубок памяти…
* * *
…Она стояла у дверей приёмного покоя: тоненькая, в белой шубке и такой же белой шапочке, освещённая яркими лучами утреннего солнца – вся такая светлая-светлая, с огромными зелёными глазами, похожая на снегурочку. Он как-то сразу, даже не задумываясь, назвал её снегурочкой.
Подойдя к ней, он в первое мгновение
