пора.
Утешитель садится рядом.
– Пойдете. Когда подлечитесь.
– Что произошло?
– Вы почти обнулились.
– Как мне вас называть?
– Джон.
– Почему, Джон? Ведь я была в маске. – При упоминании о недавних событиях болезненно сводит скулы.
Он задумчиво чешет бороду.
– У вас планемия. Понимаете меня?
В детстве я слышала от родителей нечто подобное. А сейчас сжимаю кулаки и стискиваю зубы так, что вот-вот их сломаю.
– Вам нужно успокоительное.
– Нет, пожалуйста! – прошу я странным высоким голосом. Слова мне не принадлежат.
Не я контролирую тело – оно контролирует меня. Я ищу, за что бы ухватиться, и не нахожу. Руки и ноги танцуют в собственном ритме и тянут, тянут меня в пропасть.
Когда бешеная карусель разгоняется до отметки «потеря сознания», в вену вливается спасительная жидкость. Я расслабляюсь.
– Умница. – Утешитель выкидывает шприц в урну.
На тумбочке возле кровати загорается планшет. Джон читает.
– Не томите, – прошу я.
– Ваша карма не задерживается в организме. – Он смотрит на меня с сочувствием. – Сколько бы вы ни пополнялись, сколько бы благородных поступков ни совершали, она будет иссякать. Я подсоединился к вашему индикатору. – Утешитель показывает на планшет. – Вы больны с детства? Вас уже лечили?
– Да, – выдавливаю я. – В девять.
Но я ничего не знаю о том, что это за болезнь. Родители решили не предупреждать, что изо дня в день я балансирую на острие ножа. Наверное, именно об этом «рецидиве» шла речь в последнюю нашу встречу.
– И пятнадцать лет все было нормально? – удивляется Джон. – Такое случается из-за стрессов. А вы как раз пережи… – Он замолкает, видя, как я тереблю простыню. – Извините.
– Нет, продолжайте. Что с моей сестрой?
– Она в третьем блоке. Не волнуйтесь, там о ней позаботятся.
Я горько фыркаю.
– Вы в своем уме? Она будет жить среди убийц, а вы меня успокаиваете?
– У невиновных свое отделение. Там порядки помягче. Звоните ей.
– Отлично! – Я хлопаю в ладоши. – О другой судьбе для Эллы и мечтать нельзя!
– Уймитесь! – рявкает Джон. – Вашей сестре я не помогу. Зато вам – попытаюсь. Не мешайте мне работать.
Он прав. Я ощущаю это каждой клеточкой тела, но бессильная ярость отравляет сердце. Сестра в беде, а я слушаю бредни Утешителя, который не пережил и сотой доли того, что пережила я.
Щеки наливаются предательской теплотой.
– Что мне делать? – по-детски наивно спрашиваю я.
– Мы понаблюдаем за вами дня три. Проследим, с какой скоростью будет иссякать карма. Есть вероятность, что проблема уйдет. Но…
– …Я могу обнулиться? – Мне не страшно. Я даже получаю удовольствие от таких мыслей.
– Именно.
