я.
Он постучал по столу авторучкой.
– Ты напряжена.
Я вытащила гору тарелок, поставила напротив Эверетта.
– Конечно, напряжена. С твоим бы отцом копы так обращались, я бы на тебя тогда посмотрела.
– О’кей, успокойся, – сказал Эверетт.
С омерзительной практичностью сказал. С прегадким снисхождением.
Затем поерзал на скрипучем стуле.
– Насчет твоего отца, Николетта.
– Что насчет отца?
Я стояла напротив, нас разделяли деревянный стол и мои руки, сложенные на груди.
– Николетта, в моих силах заставить полицию прекратить расспросы, но не в моих силах остановить твоего отца, который сам охотно делится информацией. Надеюсь, ты понимаешь?
К горлу подкатил ком.
– Папа сам не знает, что говорит! Он на грани полного безумия. Надеюсь, ты понимаешь?
Эверетт кивнул, включил компьютер и перевел глаза на экран.
– А каковы шансы, что он действительно к этому причастен?
– К чему к этому?
Эверетт не отрывал взгляда от экрана.
– К исчезновению девушки. Которое случилось десять лет назад.
– Господи, нет, конечно. И вообще, ее зовут Коринна. Она не какая-то абстрактная девушка. Она была моей лучшей подругой.
Эверетт вздрогнул, как будто только что пробудился в моей студии с крашеной мебелью.
– Ты ведешь себя так, словно я обязан об этом знать. А между тем ты никогда не упоминала никакую Коринну. Ни единого раза. Не следует кипятиться. Я не виноват, что ты не озаботилась поставить меня в известность.
«Не озаботилась». Будто это моя прямая обязанность. Будто я пренебрегла ею. Провинилась. Не поведала ни одну из историй. Не рассказала, как нас с Коринной вызывали к директору «на ковер». Как мы с Коринной у нас в кухне, все обсыпанные мукой, облизывали с губ сахарную глазурь, а рядом стояла мама. Как в выпускном классе ехали на заднем сиденье Бриксовой машины, а сам Брикс, месяц назад взятый на службу в полицию, стараясь не расхохотаться, распекал нас: «Я вам не такси, следующий раз прямиком в участок доставлю, пускай родители вызволяют. Будете тогда знать». Коринна фигурировала практически во всех моих детских и отроческих воспоминаниях. А Эверетт даже имени ее не слышал.
Эверетт терпеть не мог подобных сюрпризов. Однажды на процессе ему нанесли удар под дых – всплыла информация, намеренно скрытая подзащитным. Процесс был проигран. Такого исхода Эверетт никак не ожидал; а я не ожидала, что поражение в суде возымеет столь серьезные последствия. Он ушел в себя. Закрылся; был на грани депрессии. Все повторял: «Тебе этого не понять». Что правда, то правда. Я так и не поняла. Через три дня Эверетт взялся за новое дело, и оно его вернуло к жизни.
Будь Коринна с нами, уж она бы влагала персты в эту его рану, пока не расковыряла бы ее, не выставила на всеобщее обозрение. Рана стала бы Коринниным трофеем. Да и сам Эверетт – тоже.
Я – человек гораздо более великодушный. У каждого
