чины, в числе коих и грозный начальник Дементьева – Ушаков, вместе с секретарём Хрущовым. Оба сделали вид, что знать не знают флотского мастера, которому поручено дело государевой важности. Да ведь иначе и быть не могло – департамент, к коему он приписан, требует умения соблюдать секреты. Ещё бы научить держать язык за зубами Фильку Фирсова, который чуть не на каждом постоялом дворе, притиснув в углу девку и склоняя её к любовным утехам, норовит шепнуть, к какому «сурьёзному ведомству оне с барином относятся».
Дементьев поискал глазами слугу, чтобы устроить взбучку за подобное подпускание турусов[28]. Но, на Филькино счастье, вспомнил, что тот напросился ехать в конце обоза, чтобы служить, как он высокопарно изрёк, «твоим, батюшка Авраам Михайлович, неусыпным оком». И где токмо словес таких набрался, фанфарон!
– У тебя и так два чина: дурак да дурачина! Ты гляди, чтоб моё добро не пропало, а за обозом есть кому догляд держать, – сердито сказал Дементьев, но в конец обоза всё же Фильку отпустил: и впрямь, пусть приглядывает за возчиками…
Дементьев стегнул жеребчика плетью и мелкой рысцой потрусил назад, вдоль поезда. Хмурые бородатые мужики, бредущие обочь саней, завидев его, снимали шапки, склоняли головы, стриженные по-казачьи «кружком». Прятали недобрые взгляды.
Он кивал им, но про себя сердился: не разумеют дела небывалого, в коем участвуют. А оно, это дело, может каждому славу принести! Впрочем, тут же поймал себя на том, что не с чего простым мужичкам радоваться… Жили они себе спокойно, размеренно. Пахали землю, охотились, жёнок обнимали, а государевы люди оторвали их от тёплых насиженных мест, погнали невесть куда, и нет никакой надежды, что смогут они в ближайшее время вернуться к семьям, к земле. Ладно бы ещё платили за труды достойную мзду. Так нет же, получают за изнурительную и опасную работу гроши, а то и вовсе задаром сопли морозят…
Дементьев припомнил, что и сам своё двойное, положенное служителям экспедиции, жалованье последний раз получал год назад. И мундир уже совсем износился, и мучной запас на исходе. А ещё, совсем некстати пришло на ум, что ни на шаг не приблизился он за этот год к разгадке тайны, ради которой был отправлен сюда могущественным Ушаковым.
Конечно, за месяцы пути и во время долгой остановки в Осе успел перезнакомиться со всеми. Немало споспешествовал этому Дмитрий Овцын – человек общительный и незлобивый, у коего везде друзья да приятели. Он свёл с лейтенантами Челюскиным, Лаптевым, Прончищевым, напомнил первому помощнику Беринга капитану Чирикову, что Дементьев бывший его ученик. Правда, Дементьева по службе куда более интересовали иноземцы: Шпанберг, Ваксель, Ласиниус… А ещё целый учёный отряд, возглавляемый академиком Герардом Миллером. И там через одного – нерусь, инородцы… Среди них-то, кажется Дементьеву, и надобно искать пеньюара, иностранного соглядатая.
Но к иноземцам войти в доверие у Дементьева пока не получалось. Беринг, будто нарочно, откомандировал его в Каменский завод за припасами,
Подпускать турусы – заниматься россказнями, склонять при их помощи к чему-то.
