и довольствовался тем, что молча уничтожал поджаренный хлеб с ветчиной и чай, пока матушка с Розой продолжали обсуждать вероятное – или невероятное – прошлое таинственной незнакомки; однако должен признаться, что после неприятности, приключившейся с моим братцем, я раз-другой подносил чашку ко рту и снова ставил на стол, не осмеливаясь пригубить ее содержимое, дабы не уронить достоинство в случае подобного извержения.
На следующий день матушка с Розой поспешили засвидетельствовать свое почтение прекрасной затворнице, но вернулись не более осведомленными, нежели ушли. Однако матушка заявила, что ничуть не жалеет о путешествии в Уайлдфелл-Холл, утешившись тем, что пусть она и ушла несолоно хлебавши, зато кое-что дала – мол, это еще и лучше, – а дала она какой-то полезный совет и надеялась, что не впустую, потому, дескать, что, хотя миссис Грэхем была не слишком разговорчива и держалась довольно заносчиво, в рассудительности ей все-таки не откажешь. Правда, непонятно, где бедняжка прожила всю свою жизнь, ибо кое в каких вещах она выказала плачевное невежество и даже ничуть этого не устыдилась.
– В каких таких вещах, маменька? – полюбопытствовал я.
– В домашнем хозяйстве, в разных кулинарных тонкостях и во всяких прочих мелочах, которые должна знать каждая хозяйка, пригодятся ей эти знания или нет. Правда, я немного ее просветила на сей счет и дала несколько превосходных рецептов, которые бедняжка вряд ли сможет оценить по достоинству, потому как она попросила меня не утруждаться – дескать, при таком скромном и уединенном образе жизни она никогда ими не воспользуется. «Неважно, дорогая, – ответила я. – Это следует знать каждой приличной женщине. Кроме того, пусть сейчас вы одна, но так будет не всегда: вы ведь уже были замужем и, вероятно – я бы даже сказала, непременно, – снова вступите в брак». – «А вот тут, сударыня, вы заблуждаетесь, – вымолвила она с некоторой запальчивостью. – Этого не будет никогда!» Но я ответила, мол, мне виднее.
– Похоже, какая-то романтичная молодая вдовушка приехала в наши края, дабы в одиночестве скоротать свой век, тайком оплакивая усопшего возлюбленного, – сказал я, – но надолго это не затянется.
– Да, пожалуй, – согласилась Роза. – Она вовсе не выглядит такой уж безутешной, к тому же она необычайно хороша собой, скорее, даже красива. Тебе непременно нужно ее увидеть, Гилберт! Ты найдешь ее красоту совершенной, но вряд ли осмелишься искать сходство между ней и Элизой Миллуорд.
– Ну, знаешь! Я могу представить себе множество лиц, более прекрасных, чем лицо Элизы, хотя и не более очаровательных. И вполне допускаю, что у нее мало оснований претендовать на совершенство, однако, с другой стороны, я убежден, что, будь она более совершенна, это сделало бы ее менее привлекательной.
– Стало быть, ты предпочитаешь ее недостатки совершенствам других?
– Именно! Не при маменьке будь сказано.
– Гилберт, душа моя, не неси околесицу! Я же знаю,
