Там кустики есть, так он возле кустиков.
– Как немец?
– Молчит, товарищ комбат, – глухим простуженным голосом ответил боец. Волошин вгляделся попристальнее – нет, боец был незнакомый, наверно, из недавнего пополнения – худенький, озябший, с острым подбородком под каской. Всех старых пехотинцев седьмой он знал еще с того времени, как сам командовал этой ротой. Но старых уже осталось немного.
– Как фамилия?
– Моя? – тихо переспросил боец. – Рядовой Тарасиков.
– Откуда родом?
– Я? Саратовский, – сказал он и притих, наверно, в ожидании новых, в этом же смысле, вопросов.
Комбата, однако, интересовало другое.
– Машин там не было слышно? Не гудели?
– Машин? Нет, не слыхал. С вечера где-то лопатками близко тупали. Похоже, вон там, возле овражка, – указал в темноту боец. – Наверно, дзот строят.
Дзот – это конечно, без дзота они не обойдутся. Но будет хуже, когда, оборудовав дзоты, еще и натыкают мин вокруг, тогда завтра не избежать беды, будет сюрприз не дай бог. Комбат повглядывался в темноту, послушал, однако ночь была ветреная и на редкость глухая. С вечера над высотой, наверно, не взлетело ни одной ракеты, и уже одно это обстоятельство наводило на размышления.
– Ну что ж, Тарасиков. Наблюдайте.
– Есть! – с готовностью ответил боец и спросил тоном давно знакомого: – А где ваш Джим, товарищ капитан? Не слыхать что-то.
– Нету Джима, – сухо ответил комбат и пошел дальше.
Джима, конечно, уже не вернешь, если угодил к такому начальнику, то, считай, дело пропащее. Вообще для собаки это, может, и лучше, у генерала ее судьба может сложиться счастливее, чем на передовой. И тем не менее щемящее чувство потери шевельнулось в сознании капитана – столько у него было связано с этим псом!.. Но смотри, и боец, молодой, в батальоне недавно, а знает Джима и даже интересуется им. Комбат был уверен, что видит бойца впервые, а тот, оказывается, не только узнает комбата в ночи, но еще и знает его собаку. Хотя такова уж судьба командира: каждый его шаг – перед сотней внимательных человеческих глаз, от которых ничего не скроешь.
Из темноты снова окликнули – возле пулеметного окопа, греясь, размахивал руками старый пулеметчик Денищик, знакомый комбату еще по летним боям под Кузьминками, когда совсем небольшая группа бойцов – остатки полка – пробивалась из окружения. Тогда же этот довольно пожилой боец неизвестно откуда прибился к роте и так вместе с нею и вышел к своим. А на переформировке из-за него произошла неприятность – начальство начало придираться: почему не отправил бойца на проверку, зачем оставил в роте – человек чужой, незнакомый, мало ли что может случиться. Проверялся Денищик позже, в боях, когда однажды, заменив раненого пулеметчика, помог отбить контратаку немцев, да так и остался при пулемете. Впрочем, пулемет у него, кажется, уже новый – вместо «максима» тонкоствольный, системы
