произнес вождь задумчиво, почти ласково. – Жаль, не хватит времени… Не так все надо делать, конечно… Но как-нибудь потом вы придумаете способ обездвижить этих тварей или распугать. И тогда мы в их хозяйстве покопаемся.
– Всех перетравим, – заверил полковник.
– Травить не надо, – сказал вождь строго. – У себя дома трави… Кто идет со мной к этой штуке?
Чернецкий толкнул локтем Шурика, тот церемонно поклонился.
– Увеличить, – приказал вождь.
Карта начала расти, люди подались назад.
– Довольно. Воины, ко мне.
Тунгус выстроил тупой клин с собой во главе спиной к капсуле. Остался недоволен, не хватало ему четвертого бойца для симметрии. Передвинул солдат, каждого быстро вполголоса проинструктировал. Вышел из карты и бросил полковнику:
– Должен тебя предупредить, что они, скорее всего, умрут.
Полковник смотрел на вождя, не отводя взгляда.
– Если я не вернусь, будешь вести дела с Унгасаном, – сказал Тунгус. – И самое большее через три года первая группа наших учеников должна отправиться в Москву. Мы не можем ждать. И вы не можете. Мы вам нужны. Вы сами не знаете, как мы вам нужны. Чтобы стать им-пе-ри-я, – вождь произнес чужое слово по слогам, но очень четко, – мало думать как империя. Надо делать как империя. А вы хорошо думаете, но плохо делаете. Скорее учитесь делать. Удачи, друг.
И сунул полковнику руку.
Я думал, тот ее сейчас поцелует.
По-моему, Газин дышать начал, только когда вождь повернулся к нему спиной.
Мне Тунгус бросил, проходя мимо:
– А ты не будь, как вы говорите, и-ди-о-том. Я правильно сказал?
– Ты делаешь большие успехи в языке, друг мой.
Тунгус вдруг остановился и буркнул под нос:
– Как странно. Ты очень хочешь пойти со мной – и не можешь. Почему?
– Сам не понимаю. Наверное, меня так научили. Это часть моей работы – ни во что не лезть руками. Иногда бывает стыдно. Иногда мне кажется, я просто трус. Да здесь, наверное, все так думают. И я вместе с ними…
– А гвоздь в голову забить – это не руками?..
Скажи такое кто из наших, я не особо удивился бы. Но тут прямо остолбенел. Наружу рвалась мольба: «Ты же знаешь, что это не я! Ты же всех насквозь видишь!» Молчать. Тихо. Ни слова, а вот эту недостойную умоляющую интонацию я взял и задавил в себе.
Проклятье, я нынче точно стал дипломатом. Выдрессировал меня великий вождь Унгусман.
– Береги мою девочку, она тебя очень любит, – бросил Тунгус, уходя.
– Ты вернешься… – прохрипел я ему вслед. Говорить оказалось вдруг неимоверно трудно.
Вождь совсем по-людски дернул плечом в знак того, что бог знает, вернется он или нет, – а вот мне задача дана, и полковнику тоже, и как бы не всей матушке-России, и он оставляет на наше попечение свой народ, и нам теперь никак нельзя быть идиотами…
– Ну, ты обещал меня прокатить на своей леталке! – донеслось издали.
