говорящего яйца.
«Вы жалкое отребье, вы ничтожества, живете в свиной грязи и ничего, ну ни-че-го не знаете. И я такое же дерьмо, если опустился до вашей низости, если пришел к вам для мерзости. Но я видел. Я слышал. Есть другой мир, где все иначе. Только стена нас отделяет от него. Стена и огнеметы в круглых башенках».
Наверное, оно питалось тем, что грелось в руках. Шептало: «Положи меня в воду, я напьюсь. Дай мне коснуться земли». Из него вытягивались щупики и врастали в землю, потом оно сбрасывало старую шкурку. А дальше у него открылся глаз навроде рыбьего: «Смотри в меня». И там…
– Ну, Трис подходящая?
Вздрогнув, Лейс открыл глаза. Вонь, рванина и бритые головы. Бесстыдно косятся, заигрывают пьяные глаза, скользко блестят выпяченные губы.
– Может, я сгожусь? – спросила деваха постарше.
«Не глядеть. Не видеть, – рябило в уме. – Назад, в гараж, там ночью никого. Достать яйцо, согреть в ладонях, потереть и приложить к глазам. Пусть покажет Rossiyu. Там все чистые, без срама. Или злой дух меня морочит?.. Но если в яйце – зло неверных и кресты, почему оно – чистота и красота?.. Я так свихнусь».
– Помню, тут парень был, Коби Мазила, – нашел он чем сменить тему. – Что-то его не заметно. Много дразнили?
– Не-е! – отмахнулась хмельная скинхедка. – Так, слегонца шутили. Вообще он меткий, хорошо добыл собачины… Сам от нас отбился. Да и заходил-то раз-другой. Чудной стал – бродит в одиночку, думает чего-то, щепкой на песке рисует, а то в заросли уйдет, и не докличешься… Короче, дурака кусок. Накатишь со мной кружечку напополам, а?
От ее слов Лейса пробрало не по-хорошему.
Щепкой на песке. Можно быстро ногой стереть буквы.
– Не сегодня. – Он поднялся, потянув за руку робкую Трис. Та упиралась, на алиен тащил настойчиво и под глумливые напутствия вывел из повети в ночной холод. Снаружи она принялась всхлипывать, пряча лицо, и ахнула, когда Лейс дернул ее к себе.
– Иди домой, – тихо заговорил он сквозь зубы. – Больше сюда ни ногой. Никогда. Уважай себя. Поняла?
– Ага.
– Будешь умницей, я… дам тебе котенка. Когда кошка родит, и они подрастут.
Тогда Трис перестала сжиматься, оттаяла. Кошек любили все, и алиены, и скинхеды.
– Теперь ступай. Брысь!
Хотя на обратном пути нечисть-невидимка вновь шуршала в темном воздухе, сопровождая Лейса, он не обращал внимания.
«Ну, вот зачем я в резервацию ходил?.. Тьфу, словно в помоях извалялся!.. И как теперь пистолет получить?.. Пересилю себя, хлебну их пойла – в гараже из бака. Дымом и так весь пропах. Назову Трис. Все видели, что я увел ее. Пусть в городе верят. Что еще им остается? По закону, чтоб уличить в блуде, надо четыре надежных и благочестивых свидетеля – будут! Четыре распутные скинхедки… Судья и скажет – всех пороть!»
Но больше его волновал Коби, отказавшийся от вечеринок со спиртягой.
Казалось бы, самое то для рабов и неверных – бухать,
