Красной Армии. Он, как заяц, метнулся в кусты и буквально за несколько минут был уже на безопасном расстоянии. Солдаты войдут в сторожку и долго будут изучать чешую, силясь понять, откуда она здесь взялась. А Яков продолжит свой путь.
В пути он встретит очень много людского горя – например, разбомблённую железную дорогу с огромным количеством убитых… Он в свои одиннадцать лет поймёт, что за страх, что за горе пришло в его судьбу. Сначала он ужасно боялся, но вскоре начал понимать, что так будет на всём его пути. Он верил, что с родителями и с братом всё в порядке. То, что они не убегали, как эти люди на поезде, должно спасти им жизнь. Он видел сгоревшие деревни и думал, что, если бы солдаты хотели бы всех убить в его городе, они бы сожгли бы весь его город, как эти сёла. А если они этого не сделали, то, значит, они там все живые и здоровые.
Может, он должен вернуться? Может, всё уже кончилось, и они его ждут обратно? Он останавливался и смотрел по очереди туда, откуда бежал, и туда, куда ещё бежать. Его детская интуиция подсказывала ему, что надо следовать указаниям отца. Самолёты в небе с протяжным воем убеждали его в том же.
Рыба у него кончилась на третий день. Надо было подумать, где брать еду. Отец сказал, что нужно, чтобы его никто не видел. Он, наверное, имел в виду то время, пока Яков бежал вдоль огородов.
Как только начало темнеть, мальчик решил пробраться к одной из деревень. Её он увидел ещё днём и рассчитывал, что, если повезёт, может, кто и накормит – не всех же добрых людей убили. Пробираясь лесопосадкой, Яков услышал странный звук, похожий на ропот человека. Он потихоньку, на цыпочках начал перебегать от дерева к дереву, пока не увидел… бабушку с коровой. Мальчик облегчённо перевёл дух и вышел из-за дерева. Бабушка со страху аж вскрикнула. Потом перевела дух и по-украински спросила, что он здесь делает. Он ответил, что идёт в Ленинград. Бабушка открыла рот и удивлённо переспросила:
– Куда-куда? Да ты хоть знаешь, где это? Ты откуда?
Яков рассказал всё, что знал. Бабушка подошла, обняла его и заплакала, потом взяла за руку и повела за собой. Яков молча шел за ней. Он проголодался и ужасно устал. За три дня он спал лишь дважды. Первый раз – в брошенной лодке, а второй раз – на траве.
В деревню шли осторожно. Бабушка провела его задней дорогой. Придя в дом, она позвала мужа-старика. Когда тот слез с печи, опешил. Первое, что он сказал:
– Ты что, старая, ополоумела? Он же еврей! Беда будет!
– Дурень! Он – ребёнок! Надо мальца накормить и спрятать, а потом решим.
Они принялись суетиться. Растопили печь, нагрели воды, и дед сам лично, хоть и причитая, глядя на Яшкину национальную особенность, помыл мальчика. Бабулька отварила картошки, налила молока, сметаны, отрезала краюху хлеба. Он ел с таким удовольствием, что даже суровый дед заулыбался, а бабулечка заплакала. Она понимала и чувствовала, что перед ними сирота. Яков так устал, что уснул прямо за столом. Они его отнесли на кровать. Дед лёг рядом караулить –
