центра? Камер тут видимо – невидимо. Неужели человек, сидящий у монитора, не задался вопросом, куда меня тащат двое молодчиков?
Меня буквально запихали на заднее сиденье моей же машины. Белка сел рядом со мной и с нежностью бывшего любовника обнял меня и прижал к себе. Я дернулась и попыталась оттолкнуть его.
– Спокойно, спокойно, сладкая моя… у нас есть разрешение вколоть тебе снотворное, если ты будешь дурковать. Хочешь баиньки?
Я мотнула головой.
– Ну, тогда сиди спокойно.
С этими словами он крепче прижал меня к себе, и своими руками, словно наручниками, обвил мои запястья.
– Чего ты там вцепился в неё? – спросил Низкий, который плюхнулся на место водителя и теперь смотрел в зеркало заднего вида. На меня он не смотрел, как и Белка. Они вообще общалась между собой и обо мне речь шла исключительно в третьем лице.
– Та еще сука… – заулыбался Белка. – Ты забыл, как она в прошлом году на тотализаторе голыми руками Фокуснику вену на шее вскрыла?
– Помню, помню… – пробубнил Низкий и странно хохотнул.
– Не хочу сиденья запачкать, – засмеялся Белка, а затем посмотрел на меня и ласково добавил, – Психопаточка…
– Да пошел ты на хер! – рявкнула я.
– Ну, вот зачем ты так грубо? Нормально же общались…
Мотор машины завелся, включилась аудиосистема и из колонок зазвучали Fall Out Boy «This ain’t a scene, it’s an arms race».
– Ух ты, олд скул! – обрадовался Низкий.
– Олд скул это Aerosmith и Машина Времени, идиоты.
– Ну, кому как, старушка, – сказал Белка, едва не касаясь моей щеки губами.
Машина тронулась и медленно выехала в проезд между рядами машин.
Я подняла на него глаза:
– Почему Фокусник? – спросила я, глядя в хрустальные голубые глаза, обрамленные кукольно-длинными ресницами, слушая, как заходится в груди мое сердце. Белка долго смотрел на меня, с любопытством разглядывая мое лицо, а затем спросил:
– А что, он не рассказывал тебе?
– Не рассказывал чего? – спросила я, чувствуя, как кристаллизуется кровь в кончиках пальцев.
Белка улыбнулся одними губами, потому как в голубых глазах снова вспыхнула ничем не прикрытая ненависть:
– То есть ты трахалась с человеком, о котором совершенно ничего не знаешь?
– Можно подумать ты узнаешь подноготную до десятого колена, прежде чем вставить кому-нибудь…
Белка оскалился. Я напугалась. Он был жутким. От его улыбки по телу побежали мурашки, и не только потому, что улыбка эта – всегда половинчатая и распространяется только на губы, а потому, что невозможно узнать по его лицу, скалится он или улыбается.
Его лицо смягчилось, взгляд задумчиво заскользил по моему лицу, а затем он сказал:
– Мы все ложимся в постель
