рот и не хнычь! Не тебе говорить, что все плохо. Не тебе жаловаться на судьбу, покуда ты и твои близкие живут по ту сторону жизни, а не по эту. Каким бы холеным, каким бы блестящим ни было это заведение, это все-таки больница. Так что закрой рот и улыбайся, потому как если уж человек, который ради выживания жрал людей, умудрился остаться человеком, то у тебя точно нет оправдания твоему нытью. Я улыбнулась ему:
– Посиди со мной.
Он долго и неуклюже садится на скамейку. Я наблюдаю за ним. Наблюдаю за тем, как отчаянно он старается подчинить себе свое тело.
– Что тебе говорят врачи? – спрашиваю я, когда он, наконец, усаживается.
Он снова вытягивает подбородок вверх:
– Прогноз неутешительный, – говорит он. – Жить буду.
Мы оба смеемся. Я – тихо и искренне, он – хрипло и с огромным трудом.
– Перестань, – говорю я, – Это же хорошо.
– Думаешь? – снова этот жуткий жест. – Я все еще хожу п… п… под себя.
Он снова смеется. Я улыбаюсь и смотрю на огромного мужика в больничном одеянии:
– Это пройдет. Ты с этим справишься.
– А даже если и нет (снова вытягивает подбородок вверх), это не самое худшее, что было со мной. Я п… п… почти как на курорте.
Снова улыбка озаряет его лицо. Максим говорил – он был трусом. Странно, но на труса он не похож. Тру́сы так себя не ведут. Тру́сы ведут себя, как я. Тру́сы ноют и скулят, тру́сы ревут в свои кулаки, тру́сы…
– У тебя что-то слу… случилось? – спрашивает он.
Я смотрю на него и думаю – как же так получается, что человек, официально считающийся психом, задает правильные вопросы?
– Случилось, – киваю я.
Из больницы я уехала перед самым обедом. О чем можно столько времени говорить с умалишенным? Много о чем. Но иногда, и, признаюсь, это пугало меня, мне совершенно не важна суть беседы – сам факт нашего разговора успокаивал меня. Не знаю, с чем это связанно, но порой даже сущая безделица, летящая из уст Психа, была способна вселить в меня уверенность в завтрашнем дне. Правда, в этот раз была не безделица. В этот раз мы говорили о вещах серьезных. Настолько серьезных, что садясь в машину, я не могла отделаться от чувства, что Псих сидит на соседнем сиденье – его голос звучал в моей голове и вторил гласу моего разума и этот жуткий дуэт поражал своей спетостью – либо он не такой псих, каким кажется, либо я не настолько вменяема, как надеюсь. В любом случае, мы оба думали об одном.
Ключ в замке зажигания повернулся, мотор заурчал, я включила «D» и сдала назад. Развернувшись на пустой стоянке больницы, я поехала, куда глаза глядят. Куда именно ехать – разницы нет, ведь где бы я ни оказалась, дворняга меня по запаху отыщет. Отыщет и затащит в свою конуру. Я выехала на шоссе. Открыла окно, и прохладный июльский воздух ворвался в салон. Потянулась за пачкой сигарет, открыла, достала одну и прикурила. Одна большая затяжка во все легкие. М-м… как же приятно – иметь маленькие слабости,
