вестибюле жилого корпуса приюта, на несколько минут вперед. По его мнению таким образом мы могли бы ускорить наступление воскресенья часиков этак на восемь. Однако мы убедили его, что за эти проделки мы только получим нагоняй от Матвея Петровича, но никак не заставим солнце раньше положенного срока садиться и вставать из-за горизонта.
Наконец пришло оно, такое долгожданное воскресенье! С раннего утра в приюте началась суета – воспитанники готовились к походу в музей. Кто-то гладил огромным паровым утюгом парадную рубашку, кто-то усердно штопал дырявые носки, кто-то начищал ваксой до ослепительного блеска свои ботинки. Матвей Петрович Сердюк весьма требовательно относился к нашему внешнему виду, и требовал, чтобы одежда и обувь воспитанников всегда имели опрятный вид. Особенно это касалось тех случаев, когда его питомцы покидали стены приюта.
Нам стало ясно, что не идти в музей можно было только по очень веской причине. Потому в половине десятого утра я зашел в кабинет Матвея Петровича и сообщил, что Димка Бублик, Мотька Крюк и Санька Свист заболели.
Сидевший за массивным с резными ножками столом, накрытым зеленым сукном, Сердюк оторвал голову от бумаг и сердито спросил:
–С чего это вдруг? Вчера еще никакой болезни за ними не наблюдалось.
–У них животы скрутило. Наверное, съели что-нибудь, – поставил я осторожный диагноз друзьям.
Директор приюта покачал головой.
–Всегда говорю: мойте руки перед едой! Так ведь не слушают, а потом болеют! – громыхнул его голос.
–Можно мне тоже не идти в музей? – робко спросил я. – Я бы в аптеку за лекарством сбегал.
Матвей Петрович махнул рукой:
–Хорошо. Пусть лечатся. Если к вечеру не поправятся – вызовем доктора. Только за территорию приюта не выходить!
–Конечно, конечно! – быстро согласился я и побежал в комнату к «заболевшим» друзьям.
Димка, Санька и Мотька лежали на кроватях, по самые носы укрытые одеялами.
–Ну, как! – пропищал из-под одеяла Мотька. – Получилось?
–Еще как получилось! – гордо ответил я. – Директор поверил и велел вам лечиться. А к вечеру пообещал вызвать доктора с во-от таким шприцем! – развел я руки по сторонам. – Будут вам уколы ставить.
Димка вздохнул:
–Эх, влипли! Надо было нам другую причину придумать. А теперь вот уколами замучают…
В это время из открытого окна послышались десятки ребячьих голосов, грянувших песню: «Взвейтесь кострами синие ночи…». Это отряд воспитанников под предводительством Матвея Петровича Сердюка строем выходил из ворот приюта. К его крикливому и задорному пению примешивалось ритмичное шарканье нескольких десятков пар ног, поднявших такую пыль, что предметы за окном затянуло легкой серой пеленой.
Когда удалявшиеся звуки песни и шагов растаяли в знойном утреннем воздухе, я скомандовал:
–Пора!..
