Не без этого.
Подмигнув мне, он снова возвращает всё своё внимание цапле, а я чувствую себя обделённой. Что это вообще было сейчас? Попытка втянуть меня в разговор? Разрешить какой-то странный спор? Показать что-то ещё, что мне даже не объять своими мозгами?
Пока Милена, подпустив в голос капризных ноток, интересуется скоро ли будет торт, и явственно намекает на то, чем бы хотела заняться вместо того, чтобы оставаться здесь с гостями, в моей голове зреет дурацкий план. Но чем больше он обретает оформившиеся черты, тем больше я нахожу его гениальным.
Извинившись, я снова возвращаюсь на кухню. Если шеф любит поострее − он это получит.
В холодильнике как раз лежит заготовленное на завтра песочное тесто. Сделать к нему начинку из ревеня − дело десяти минут. И − мой секретный ингредиент на этот прекрасный вечер − перец халапеньо. Его не экономлю − бросаю сразу два. А подумав, добавляю третий. И много-много корицы.
Отправляя пирог в духовку на пятнадцать минут, понимаю, что выходка попахивает чем-то настолько детским, что мне наверняка станет стыдно сразу после того, как Орловский отведает угощение. Впрочем, в тот момент я даже не подозреваю, чем всё это закончится на самом деле.
− Дай угадаю, − произносит Андрей с улыбкой Чеширского кота на красиво очерченных губах. − Цианид?
Он подносит к лицу пирог, густо украшенный сливками, и вдыхает аромат.
− Неа.
− Мышьяк?
− Нет. Пирог с ревенём, помнишь, такой готовила твоя бабушка? Ну, не совсем такой, её пирог уже не повторить. Но всё равно − с днём рождения!
Орловский смотрит на меня с недобрым прищуром в карих глазах. Неужели почувствовал аромат халапеньо? Он может, он же шеф… И не успеваю я придумать что-нибудь, чтобы он уже попробовал этот чёртов пирог, Андрей подносит его ко рту и откусывает едва ли не треть от поднесённого куска. Сначала жуёт молча, а потом… Потом случается ужас, который я запоминаю на всю свою жизнь. Он роняет тарелку с недоеденным пирогом на пол, делает жадный глубокий вдох и хватается за горло.
А я стою, как вкопанная и смотрю на Орловского, чувствуя, как моё тело парализует ужас. Всё это время Андрей не сводит взгляда с моего лица. И пытается схватить хоть глоток кислорода ртом.
Но там всё не настолько остро! Не настолько, чтобы от одного кусочка он едва не задохнулся.
− Господи, скорую! − кричит кто-то рядом со мной. − Скорую, срочно!
Орловский оседает на диван, продолжает свои попытки сделать вдох. Меня отталкивают в сторону, суетятся вокруг Андрея.
− Что ты положила в пирог? − кричит мне в ухо цапля. А может, это вовсе не она. Всё равно… Главное ответить, ведь это сможет хоть немного помочь Орловскому?
− Халапеньо.
− Какая же ты дура!
И в этот момент я с ней полностью согласна.
Я не знаю, как, но меня допускают посидеть в больничном коридоре. На самом крайнем стуле, где-то в сторонке от остальных, отправившихся вместе с Орловским сюда, в эти мрачные казённые стены. И я сижу, глядя
