„шпик“, „охранка“, „казнь“ и „долой смертную казнь“, и перекрывая маминых Шопена, Шумана, Шуберта, Грига, Моцарта и Бетховена, с детства знакомый хор из „Жизнь за царя“, несутся звуки „Варшавянки“, „Марсельезы“ и по-русски:
Отречемся от старого мира, Отряхнем его прах с наших ног…»
Лишь годы спустя будет вспоминать Марина Цветаева очищенную от «шума времени» музыку матери…
Когда в стране наступило относительное затишье, она, казалось бы, отошла от этих увлечений: кумиров 1905 года в ее душе на много лет сменили новые – Наполеон и сын его – «Орленок».
Больше года она увлеченно занималась переводом пьесы в стихах Эдмона Ростана «Орленок». Отголоски этого увлечения слышны в повести Сергея Эфрона «Детство». Он тогда «всем собой» слушал рассказы Марины о том, что было в разные годы детства и отрочества важно для нее. Сестра Ася, которой Марина читала отрывки своего перевода пьесы, помнит свое потрясение мощной талантливостью их. Этот перевод, к сожалению, не сохранился – Марина уничтожила его, с болью и ревностью узнав, что существует уже перевод Щепкиной-Куперник. Другой ее кумир тех лет – Мария Башкирцева – русская художница, умершая от туберкулеза в Париже в двадцать четыре года. Гораздо больше, чем картинами, она прославилась своим знаменитым тогда дневником. «Дневник Марии Башкирцевой» был в отрочестве одной из любимых книг Марины Цветаевой.
Но в нескольких ее письмах 1908 года еще слышатся отголоски душевных бурь, которые могут удивить всех знающих высказывания и письма зрелой Цветаевой – настолько неожиданными, так не похожими на нее, могут показаться настроения, в них высказанные.
В своем письме В. Розанову в 1914 году Марина Цветаева упоминает о том, что она «с 14-ти до 16-ти лет ‹…› бредила революцией», но это признание еще не дает полного представления о характере этого «бреда». Гораздо более близкое представление дает другое ее письмо того времени:
«Единственно ради чего стоит жить – революция. Именно возможность близкой революции удерживает меня от самоубийства. Подумайте: флаги, Похоронный марш, толпа, смелые лица – какая великолепная картина. Если б знать, что революции не будет, – не трудно было бы уйти из жизни. Поглядите на окружающих ‹…› ну скажите, неужели это люди? ‹…› Где же красота, геройство, подвиг? Куда девались герои?» (П. Юркевичу. 1908, 22 июня).
Встреча с Сергеем Эфроном могла всколыхнуть настроения тех лет в ее душе, оживить их. В том же письме Марины Цветаевой В.Розанову о Сергее Эфроне звучит восторженное: «А мать его была красавицей и героиней!» О кровавой стороне этого героизма Марина пока что не задумывается. Это настигнет ее годы спустя…
Одиночество трагически осиротевшего Сергея, по словам Ариадны Эфрон, «разомкнула только Марина». Но и одиночество Марины ТОЖЕ разомкнулось после их встречи.
Они оба пришли к этому счастью из глубокого горя и потому знали ему цену. Они нежно
