style="font-size:15px;"> «представьте себе, будет там одна комнатка, этак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам одни пауки. И вот и вся вечность»
Скрыв паутиной марлевой дальний стан,
В грязных просветах ловить одичалый блик,
Спешно пейзаж лубочный перелистать.
К вырванной кем-то странице душой прилип.
Впалое небо, чахлый сутулый фон,
Пьяные кедры сговорчивы и милы,
Только настроить осталось лихой развод
У завалящей пилы и пилить, пилить.
Солнце проделает вялый смурной кульбит,
Ловко подставить светилу тугой топчан
И наложить паутину на свет, как бинт,
Чтобы не просочилась в меня печаль.
Не находить себе места, цены, врагов;
Булькать, журчать, пузыриться в текучей мгле.
Больше во внешние заросли ни ногой.
Здесь мои воля и пастбище, смерть и хлеб.
июньское
не то чтобы лето, а так – уходи и не думай,
что скоро совсем никуда, но пока ещё в силе
держать своё сердце, фугасоподобную дуру,
в тепле и покое, в не знающей войн хиросиме.
ни меры, ни дна, ни понятия, кто здесь убийца,
а кто просто так, не на свой заглянул, видно, саммит.
поднявшись над всем провисающий воздух клубится,
потом, раздобрев, обернётся, как есть, небесами.
и ты обернись: вдруг забыл там неясное что-то –
а вспомнишь, не вздумай вернуться: оно уже вмято
в скалистые кряжи молчания или в пустоты
колючей гряды расставаний, прибитой к закатам.
коварный июнь в неизвестность, как в чудо, впрессован.
и выбрана форма участия в жизни, положим,
под цвет её глаз, той, которая нынче особо
предательски дарит тебе не себя, но похоже.
расстрелян туман из орудий подсевших позиций,
сверяется время с ударами жизни в литавры,
тушуется общее прочим, а мы очевидцы
всего, что случилось и что не случится представить.
навек – понятые, на долгие годы хранимы
боями за память. хоть прямо сегодня – под титры.
июнь остаётся за старшего, прячет огниво.
на правду срывается ложь. и становится тихо.
на секунду
на секунду показалось, что я не вечен,
но прошло, прошло, хотя и было страшно.
и не то чтобы я теперь совсем уже не вчерашний,
о том не было речи.
столько всего. и не хочется забывать. поровну
вспаханного асфальта и всякой шпатлёвочной дряни.
мысли бьются о твердеющие покровы мироздания,
принимают их форму.
кто его знает, откуда берутся лёгкость
и теснота, причём единовременно.
не придумай меня: в протоплазме исходных терминов
ни смерти, ни бога,
ни слов. я сравнил бы себя, но не сравнял с теми,
в ком целиком заблудился, кто чудом не выжил
в сражении, что не на жизнь, а насмех. с ними иже
понимаю,
