Месса Лядзинского. Роман Хонет

      иногда еще так хочется попробовать

      той пищи, пыльцы,

      спадающей на открытые плечи,//

      но не осталось даже тени яств,

      даже пыли

      много нового – гелиевая мошкара,

      свежий пропан-бутан для кремации,

      светомузыка на надгробьях

      столько наработано

      по ведомству сна, пламени,

      хотя паразиты

      остаются формой огня

      ты же будешь стариться в мегаполисах,

      музеях и читальнях, над которыми взойдет

      заря новой печати и монтажа (столь тонкие вещи

      много наработали, соревнуясь)

      такого не будет

      будет: другие жены

      развозят саночки. другие жены шепчут:

      тихо, лес

      (а то и пройду мимо твоего дома, а то и

      пойду в парк вдоль реки, набрав себе

      хлеба для уток, застывающих

      на воде каплями воска)

      итак: все время кажется,

      что снова встретимся,

      что еще свижусь – вечером

      возле часовенки храни нас господь, хранимой

      ветвями в опоке

      мои руки, покрупневшие,

      наверно не отвечали бы твоему

      лицу

      наверно отвыкли,

      однако не масштаб шкал

      и не привычка, но длительность тишины

      удостоверяет разлуку

      итак:

      прерванное было всего-навсего жизнью.

      разговор продолжается

      монастырь в словацком местечке зимой,

      где спали знатоки энтропии, туман,

      незадолго до сумерек снявшийся

      с болот и полей,

      просвечивал сон их как белые клеммы. мужчина

      в свитере с начесом, прибившийся к нам

      с невысказанным изумлением

      или просьбой. словно жаждал

      щипнуть хоть малую из струн

      собственной крови,

      призвать – любовь, мейн талмуд.

      или уж никогда не поминать жалоб:

      этот глянец – кожа,

      им оплевал меня мир

      пацаны из малогабаритного автобуса,

      они бегут с мачете, чтобы проредить город,

      а девушка выходит из подземного зала,

      доверив отцу арфу из папиллярных линий. две тени

      оставляющие трансвеститы: свою

      и своего предыдущего воплощения,

      тот, кто дышит в машине скорой, мягко

      и медленно – будто бы брел в хлебах,

      постукивая в окна. ночь,

      в которой глаза видели далеко

      и глядели бы дольше – если бы не концерты,

      под патронажем животных, старцы,

      согнанные в тренировочные казармы —

      если бы они огляделись в этой самой реке

      пламени или чутья, в этой самой

      голове незрячей, но крепкой