и у меня нет желания с вами связываться, ребята. Я просто хочу книгу.
– Вряд ли Молоху нужна Севастопольская тетрадь, – неожиданно твёрдо произнёс Обуза. И таким же тоном почти приказал: – Перестаньте лапать книги, баал Фокалор, они не любят чужих.
– Вижу, мы заговорили по-деловому? – рассмеялся гость, послушно оставляя старый том в покое.
– Я задал вопрос.
– Тетрадь нужна лично мне, – Фокалор намеренно выделил слово «лично». – Молох ничего не узнает ни о ней, ни о том, где был и с кем встречался шофёр Элизабет. Тем вечером.
– При всём уважении, баал, одного слова недостаточно, – Виссарион покусал губу. – Если вам действительно нужна Севастопольская тетрадь, придётся клясться на крови.
– Договорились!
PUNTO
– Морские коты особые, – негромко произнёс художник, разглядывая греющегося на солнце рыжего. – Они не терпят воду, но ходят в дальние страны, не любят волны, но обожают на них качаться, смотрят на бескрайний океан, а он шепчет им свои тайны.
– Чем коты его подкупили?
– Море порождает миллиарды отражений, и кошки видят их все, даже скрытые. Кошки видят те Отражения, какие были, какие будут и какие поменяют мир. Кошки проходят сквозь все отражения, безошибочно выбирая то, которое реальное. Море удивляется и любит их.
– А они любят?
– Они принимают любовь как должное.
И Марси улыбнулась пушистому рыжему наглецу, растянувшемуся на разогретом севастопольском камне, спящему во всех отражениях разом или где-то бодрствующему, знающему, что мир постоянно меняется, и зевающему на это. Марси улыбнулась, а кот поднял голову и уставился на девушку пронзительно-зелёными глазами. Уставился так, что не понять: к добру или худу, можно лишь смотреть в ответ и ждать, что получится.
«Морские коты особые…»
Море всё делает особым, заставляет жить своим дыханием и учит заглядывать за горизонт, потому что оно – бесконечность. Море отражает небо и прячет в глубине своей души, чтобы завтра вернуть его образ разбегающимися по свету облаками. Море отражает ветер, искажая миллиарды отражений, которые он приносит изо всех уголков реальности. Море жонглирует отражениями, а кошки бродят между ними, выбирая настоящее. Для них это игра, и Море смеётся.
Наверное, поэтому Марси приехала в Севастополь: из Питера девушка собиралась вернуться в Москву, но услышала смех другого моря и выбрала самолёт в Крым. И теперь дышала ветром Артбухты, любовалась рыжим котом и слушала хромого художника Редьку, в чьих картинах время смешивалось с фантазией, порождая отражения невозможного.
Которые он не знал, но видел.
– Иногда мне кажется, что море – это не часть мира, а другой, особый мир, случайно соединённый с нашим во время Великого Делания, – продолжил Редька, переводя взгляд с кота на волны. – Миры слились, но не смешались, отразились, но остались чужими, ревностно
