пока мать перестанет стоять на коленях, называть себя рабою и класть бесконечные поклоны. Они хотели есть.
В дневное время Татьяна была свободна. Она работала посменно. У нее стали собираться «братья» и «сестры» по вере. Расцеловав каждого из них, она с просветленным лицом вела их в комнату. Сына Татьяна выпроваживала на улицу, не считаясь с погодой. Собравшиеся читали потрепанные тетради и книги, рыдали над Откровением Иоанна Богослова, предрекавшего конец света, выкладывали на спичках «звериное число» и высчитывали год прихода сатаны.
Если на улице было не слишком холодно, Борис оставался доволен. Был повод не учить уроки.
Младший не связывал Татьяне руки. Клюева брала его из детсада лишь по субботам.
Когда «братья» и «сестры» не приходили к Татьяну, она сама шла к ним. Повязав до самых бровей платок и крестя перед собой общий коридор до выхода на лестничную площадку, Клюева удалялась с тетрадью под мышкой. В эти дни Борис, возвращаясь из школы, задвигал портфель под кровать и уходил на улицу.
Татьяна запретила сыну вступать в пионеры, он не ездил в пионерский лагерь. Желая не только словом, но и делом потрудиться во славу Бога, она усердно обучала Бориса молитвам. Едва сын садился за книги, она звала его на вечерние или ночные молитвенные собрания. И снова портфель задвигался под кровать. Мальчик смиренно шел рядом с матерью, глядя с тоскою на встречавшихся товарищей.
Клюева сделалась активной сектанткой и уже сама внушала Божью истину тем, кого считала подходящими для бесед.
Духовно изолированный от сверстников и учителей, Борис как бы остановился в своем умственном развитии. Два года он сидел во втором классе, два года в третьем, был оставлен с заданием на осень в четвертом.
Когда соседи просили Татьяну больше приглядывать за сыном и не оставлять его одного, она отвечала: «На все воля Божья. Даст Бог, будет хорошим, не даст – значит, так угодно Богу. Я молюсь за него».
Молитвы, однако, не мешали Борису усваивать дурные привычки: сквернословить, жестоко избивать ребят послабее, воровать арбузы в ларях, капусту с машин, доски со строительства.
Клюева за время учебы сына ни разу не была в школе. Сектанты внушали ей, что сын служит сатане. Мать пытались вызвать на педсовет, но она ответила члену родительского комитета, приходившему к ней, что полагается не на педсовет, а на Бога. Наконец учителя сообщили на завод, что Борис совсем перестал ходить в школу. С Татьяной решил побеседовать начальник цеха.
– Все от Бога, – невозмутимо отвечала Клюева. – Вам Бог дал быть начальником – вы начальник. Мне дал Бог быть уборщицей, я – уборщица. Значит, господь не дал ему разума учиться.
Сама собою беседа уперлась в вопрос о вере.
– А вы не верите, что есть Бог? А почему же я чувствую, что он есть, что он во мне? – говорила она. – Мне было тяжело, и он дал мне утешение, научил терпеть. Я страдаю, но у меня на душе счастье… Почему
