головами на четыре стороны света, с копьями.
– О Господи! – ахнул Хотен. – И в том еще закавыка, что мне теперь опасно появляться в Киеве, великий княже.
– Здесь, у меня в тереме, нет вражеских лазутчиков. Мой обычай с ними прост. Поймают соглядатая, велю на воротах расстрелять. Мои же люди тебя не выдадут. А приедут гонцы от злого дядюшки моего Долгорукого, не то послы от Володимирки Галицкого или от черниговских братьев, ты им просто на глаза не попадайся. О боярстве же твоем я объявлю, только когда в Киев снова въедем, если боишься.
Хотен отнюдь не разделял сей уверенности князя Изяслава и в другое время предложил бы свою помощь в том, как надежнее обеспечиться от проникновения лазутчиков. Однако была у него своя тайная причина для того, чтобы попасть поскорее в Киев, причина, в которой он постеснялся бы признаться великому князю и уж, под страхом смертной казни даже, не обмолвился бы и словом о ней отцу митрополиту Климу.
– У Творилы я выспрошу, как взять клад безопасно и чтобы не ушел от меня в землю. Теперь я должен знать, где закопан и кто мне поможет раскопать и будет охранять, когда повезу его к тебе во Владимир.
– Ишь, как принялся ты распоряжаться, емец! – расхохотался князь Изяслав. – Кому брать клад вместе с тобою, мне ясно – кому же, как не приятелю твоему Радко с его десятком седых сорвиголов? А вот где клад, об этом как раз тебе и придется разузнать.
Видно, вся растерянность Хотена сразу же и написалась на его обветренном лице, потому что великий князь от души расхохотался. Вскочил со стула, распахнул дверь и гаркнул:
– Эй, Сысойка, подай нам с гостем гретой романеи! Да проследи, чтобы не закипела у них на кухне, как вчера!
Разглядел Хотен на сей раз, как снова высовывал князь Изяслав голову в дверь, что у того теперь на темени большая плешь, а обрамляющие ее курчавые волосы сплошь поседели. И едва успел убрать с лица отражение жалости и печали, им испытанных, как великий князь резко повернулся к нему.
– Да сиди ты, сиди – что вскакиваешь! Или ты хотел шпалеру сию посмотреть? Давай гляди-гляди, а чего здесь выткано, тебе отец Клим расскажет. Пожалуй, придется тебе запомнить им сказанное, потому что, боюсь, повезешь ты шпалеру эту в Вышгород, как поедешь послом от меня к дяде моему бестолковому князю Вячеславу.
Хотен схватился за голову. Давно уже никто не делал из него такого дурака! Князь снова рассмеялся.
– Подожди мало, станет Сысойка снова настороже, я тебе все поясню. А пока погляди-ка шпалеру. Мне ее король венгерский подарил, такую и в Киеве не увидишь. Немцы придумали сии хитрые да утешные ковры делать: у них там замки сплошь каменные, холодные, а повесишь такую на стену – и дует меньше, и веселее. Дяде Вячеславу она зело понравилась, вот и придется тебе отвезти. Знаем мы, что ему тут по нраву придется – голая баба выткана во всей своей красе, а чего еще старичку осталось в жизни, как на такое только полюбоваться?
И он подмигнул Хотену с видом удальца, которому
