style="font-size:15px;"> – Да, именно. Это они в диаспорах друг за друга горой, да и то… А внутри себя – истинный гадючник. Подвербовывать таких… раздраженных и друг на друга обиженных – одно удовольствие, правда, приходилось делать это втемную, не от КГБ, но прикрываясь меркантильными стимулами, а еще лучше – грядущей гегемонией Израиля вкупе с общечеловеческими ценностями западного толка.
– Надо же, а в народе считается, что евреи чуть ли не всем миром правят…
– Это теми считается, кто уши развесил, да кто слушает их дурацкую похвальбу о самих себе. Они даже внутри себя править толком не могут, без американских подачек, примерно как мы в девяностых. Были бы они хоть чуточку сильны – не шестерили бы перед Штатами, и у себя под носом давили бы своих палестинских оборванцев твердою рукой! Нефть бы окрестную к рукам прибрали. А то они только грозиться атомной бомбой горазды, а сами одного-единственного парня из пятилетнего плена вызволить не в состоянии оказались, воина, за которого всей страной клятву давали… Трусы, тряпки.
– Да, Вадим Тиберьевич… Вынужден признать, что некоторые ваши пассажи о странах и людях здорово напоминают речи помещика Собакевича, который, как известно со слов Гоголя, не любил отзываться об окружающих с хорошей стороны.
– Это твой сраный Гоголь не любил отзываться о людях с хорошей стороны. Ну, где ты видел такую Россию, какую он описывает? Все у него сплошь мошенники, лодыри, бездельники и дураки, без единого просвета. Кто в «Мертвых душах» описан с хорошей стороны? А в «Ревизоре»? А в «Шинели»? Вот то-то же. Терпеть не могу ни Гоголя, ни Максима Горького, этого нашего Жополиза-Буревестника. Но от Достоевского меня даже физически тошнит. Сей эпилептический эфэм-до…
– Вадим Тиберьевич, цигель-цигель ай-лю-лю, как говорится: с меня же шкуру в редакции спустят, если с опозданием на вечернюю летучку прибегу, у нас в последнее время с этим очень и очень гнойно. Кризис и посткризис – отличный повод нашему Феде-медведе закручивать гайки и увольнять с работы ни за что.
– А во сколько у вас? В шесть, в семь? Так еще куча времени, успеешь, тут же рядом.
– Конечно успею, Вадим Тиберьевич, но только если мы с вами не будем отклоняться в нашем интервью на литературные темы.
– Ну-ка, останови. Я тот день помню хорошо. Никакой летучки не было и в помине, а в редакции он так и не появился, дескать, допоздна его этот… кагебешный огарок задержал. Витя, я прав, нет?
– Да, Федор Петрович, все четко вы помните. И явился только на следующий день, причем с глубокого бодуна.
– Вот же скотина: даже в такой мелочи соврать готов.
– Так он же не думал, что мы узнаем.
– Что-что, Витя? Как ты сказал?
– Я неудачно выразился, Федор Петрович, виноват. Вообще, конечно, он глупо поступил.
– Глупо. Остался бы жив – уволил бы к хренам. Не за лень, не за пьянство – за вранье. Дальше давай.
– Так
