что все ото всех зависят. Каждый у кого‑то на ниточке. На крючке.
И каждый – как одинокая рыбка в пустом аквариуме. Знаешь, такие круглые, без водорослей, в каких плавает вуалехвостка. Вот я – как раз такая.
– Украшаешь офис?
– Не вполне. Украшаю жизнь. Коллекциями людей, которые полагают себя чем‑то с чем‑то. Кто – бутербродом с икрой, кто – молоком с медом, кто – Наполеоном с войском. Забавно.
– Но грустно.
– Еще как грустно. А знаешь... ты на странника похож.
– Почему?
– Так. Похож, и все. Откуда ушел – уже не помнишь, куда придешь – еще не знаешь. И вернуться некуда.
– Ты умная.
– Да, я умная. Но недостаточно умна, чтобы это скрывать. Я – модель.
Глава 9
– Работаешь на подиуме? – спросил Олег.
– Нет. – Марина прикурила сигарету, выдохнула:
– Для этого я не доросла. В прямом смысле. А знаешь, во времена империи подиумом назывались специальные места в античных цирках для высокопоставленных зрителей: оттуда они могли безопасно наблюдать, как люди убивают и умирают им на потеху. – Девушка улыбнулась невесело, вздохнула:
– Мир с той поры изменился мало. – Помолчала, добавила:
– Нет, к подиуму я не имею отношения. Скорее к искусству. Искусство, чувствуешь, слово какое? Искушение сотворения собственного мира... Или – мирка.
Вот в этом мирке я и тусуюсь. Выставки, презентации, фуршеты... Где передвигаются раскрашенные куклы и куклессы и рассуждают о чем‑то для них важном. И я тоже – передвигаюсь, рассуждаю, функционирую... Иногда пишу опус на непонятно‑искусствоведческую тему и отправляю в непонятный немецкий или шведский журнал. Они хорошо платят. Да. Я – модель. – Девушка отхлебнула еще из бутылки:
– Самое противное, что сама я никого не интересую. Интересует мое тело, интересуют статьи, но такие, в которых нет мысли... Этот мир не терпит несоответствия себе, мертвому. Его волнует только собственное тщеславие. Вот я и имитирую... – Девушка задумалась, собрав лоб моршинками, выдохнула смешком:
– Этот... самолет. Знаешь, в детстве такие пацаны крутили, на веревочках. И губами так делали: «Ж‑ж‑ж‑ж‑ж‑ж‑ж». Вот и я – жужжу, а летать не летаю. А так хочется полета! – Девушка помолчала. – Я сильно сегодня напилась. – Спросила вдруг безо всякого перехода:
– Ты жил когда‑нибудь в маленьких городках?
– Бывал.
– Не путай экскурсию с эмиграцией. Побывать в любом таком пару часиков – даже экзотика, а жить... Словно под водой мутной. Кругом грязь, парни пьяные и грубые, нищета... Помнишь Ван‑Гога, «Едоки картофеля»? У людей истощенно‑алчные лица, они сидят за столом, картошку уминают, желто‑грязно все, и все – голодные... Вот это и есть наш городок теперь, если в миниатюре. – Девушка зябко передернула плечами. – Вот я и ринулась в Москву. Знаешь, почему мы все попадаемся? Кругом серо, убого, люди экономят на всем, заняты мелкой склокой, привычно‑изматывающей, как головная боль... А в телевизоре
