сбивая с толку. Сплошная кириллица, словно он очутился в Союзе. Ещё том, советском, куда ездил в детстве как победитель городской олимпиады по русскому языку. Вспоминая позабытые буквы, Иржи по слогам прочитал ближайшую надпись.
У ЛА-ЗА-РЯ.
Опустив глаза, он наткнулся взглядом на уже виденную неоднократно витрину. Тоненько зазвенел дверной колокольчик, мучимый усилившимся ветром. Иржи чувствовал, что необходимо войти внутрь. Этого не избежать. Этому не нужно противиться. Он толкнул дверь, заставив колокольчик жалобно звякнуть, и вошёл.
Лазарь разжал пальцы. Кофейная чашка сперва повисла в воздухе, не веря, что её уже нет. Потом ударилась о кафель пола и разлетелась вдребезги, пятная стену оставшимся темным глотком. Сигарета, на счастье, лежит в пепельнице. Догорит и сама уйдёт в небытие, как и Лазарь, схватившийся за грудь. Там, под сжатыми добела пальцами, под рёбрами что-то лопнуло, растеклось внутри.
Лазарь захрипел, неловко сползая с кресла на пол, коленями на острые осколки чашки. В глазах у него кружились снежинки из шара, то давая увидеть темные окна домов на узких улицах, статуи на Карловом мосту, лестницу куда-то вверх, то погружая во тьму… Вверх. Туда ему и нужно попасть. Где-то там он должен встретиться со своим героем, которого так бездарно бросил посреди снегопада.
За спиной Иржи снова звякнул колокольчик и хлопнула дверь, впустив облако снежинок. Зашедший следом человек был странно одет: накинутая поверх майки куртка, спортивные штаны с отвисшими коленями и клетчатые домашние тапочки. Колени были мокрыми, наверное, поскользнулся и упал там, на улице. А вот тапочки, напротив, сухие и чистые, словно человек и не выходил из дома.
– Два пива, пожалуйста! – почему-то по-русски сказал человек вежливо наклонившему голову официанту. Потом добавил:
– Я угощаю, Иржи.
Они вместе сели за столик. Говорить было не о чем, хотя общие темы для разговора нашлись бы несомненно. Лазарь молча смотрел на мгновенно порхнувшую на столешницу картонку под пиво, на завернутые в салфетку вилку и нож. Потом отпил из высокого бокала и всё-таки сказал:
– В этом городе прекрасное пиво. Не жаль остаться здесь навсегда, поверьте.
Миссия
Раскисшая от дождей дорога словно против, чтобы по ней ходили. На сапоги Тариэля налипают комья глины с торчащими пучками пожелтевшей травы. Каждый шаг как цирковой номер: опускаешь ногу, грязь чавкает и брызгает по сторонам. Потом вытаскиваешь с глухим шлепком, прихватив с собой ещё кусок земли. И так – раз за разом, сотни шагов сливаются в тысячи, сапог уже не видно, край накидки тоже до пояса почти состоит из глины. Невесёлая такая гимнастика.
– Дойду… – сам себе говорит Тариэль, поправляя капюшон. – Люди ждут. Творец сподобил. Значит, дойду.
Синяя чума началась в конце лета. Никто не знает, откуда берётся зараза и куда девается ближе к середине зимы. Дожившие потом радовались морозам,
