очень велика, меньше миллиона человек, но вооружена до зубов, фанатично предана своему вождю и прекрасно обучена, чего мы никогда не наблюдали у большевиков. И что самое страшное – большая часть населения (к которой этот Тимофейцев, как я понял, не относится) поддержит эту войну, назовет ее патриотической и новой Великой Отечественной. Эту информацию явно следует немедленно довести до самого высокого командования и, может быть, даже до самого фюрера.
Но нам действовать предстояло все равно строго по инстанциям, и гауптман Зоммер был первым, кому этот Тимофейцев должен повторить свой рассказ. Тем более что он вот-вот прибудет к этим Krasnowitschi вместе с подчиненным ему отделением управления и третьим взводом под командованием штабс-фельдфебеля Лейтнера. Гауптман Зоммер – и только он – будет решать, о чем необходимо доложить наверх, а о чем умолчать. Если солдаты узнают, о чем болтал этот штатский выходец из иного мира, то ничего хорошего нам точно не будет. В лучшем случае это штрафные роты, а в худшем нас просто пристрелят в ГФП и сделают вид, что таких никогда не существовало.
Тогда же и там же.
Максим Алексеевич Тимофейцев, либеральный журналист и модный блогер.
Иногда творческому человеку просто необходимо удалиться куда-нибудь подальше от мирской суеты. Послушать шум леса, пение птиц и даже кваканье лягушек – словом, удалиться на лоно природы, для того чтобы переосмыслить свое место в мире, подумать над тайнами бытия…
Вот и в этот раз, устав от повседневной рутины, почувствовав глубокую жизненную неудовлетворенность, я отправился на слияние с этой самой природой, покидав в свою «Тойоту» все, что необходимо для жизни – в том числе тарелку с тюнером, позволяющие подключаться к спутниковому интернету. Не люблю быть оторванным от мира или зависеть от милости местных сотовых операторов, у которых интернет обычно крайне медленный, да еще и регулярно глючит.
За скромную сумму я арендовал у приятеля дом в глухой деревне, принадлежащий его бабушке. Уж за что этот населенный пункт на Брянщине (в котором имеется только две улицы и обе они имени Котовского) окрестили Кучмой, я не знаю, но в некотором смысле это была если и Россия, то самый ее край. В деревне из восемнадцати домов заняты аборигенами оказались только три, еще два (в том числе и тот, ключ от которого мне отдал приятель), использовались в качестве дач, а остальные участки зарастали травой и кустарником. Тут бы мне всплакнуть, пустить слезу по погибающей русской деревне… Но сердце мое при виде трухлявых развалин оставалось холодным, а глаза сухими. По мне – пустить бы все это в оборот и позвать оборотистых людей, чтобы снесли к чертовой матери это старье и настроили чистеньких и аккуратненьких швейцарских домиков для проживания европейских туристов и обслуживающего персонала.
Одним словом, приехал я туда в последних числах марта, когда в полях еще лежал снег, и планировал пробыть где-то до середины
