настроений могут быть расценены как некое околопатологическое состояние, а быть может, это всего лишь тот самый момент рождения новой личности, который неизбежен в процессе усердной внутренней работы.
Давайте знакомиться. Сейчас без пяти дней конец января. И после окончания предыдущей главы для меня прошла вечность. Очень надеюсь, что в том, что я пишу, никто не увидит заурядный дневник или, избави боже, очередной интернет-блог.
О моих прадедушках и прабабушках свидетельств осталось маловато. Да, пожалуй, просто мизер. Если бы они жили в эру цифровых носителей, мир литературы для меня отличался бы от нынешнего коренным образом. Уже сейчас молодежь почти не читает печатные книги. Они вызывают безотчетный страх и скуку. Слишком долго и слишком много читать. Настала эра УТП и ярких заголовков, океанов контента и информационного фастфуда. Никогда не думал, что в тридцать лет буду брюзжать на такие темы, но – вуаля!
Несколько месяцев я не общался с родней. Ни с кем. Вообще. Звонил только бабушке на Новый год. Ей девяносто два года, а может, девяносто три. Не помню. Вчера Алена принесла на хвосте вести из дома. Мой почтовый голубь, которого я так упорно каждый раз не впускаю в окно.
Нашу бабулю по папиной линии мы с сестрой с детства называли Билиза. Пожалуй, она любила и любит меня больше прочих внуков и уже правнучек. Сейчас я живу к ней ближе, но навещаю реже. Так вот, на днях Алена делала маникюр моей маме, и та поведала, что бабушка упала. И теперь у нее ежедневно дежурит сиделка. В прошлые несколько раз такие падения заканчивались больницей. Помню, как она позвонила мне однажды в шесть или семь утра:
– Сынок, я упала и не могу встать, не знаю, что мне делать…
Разумеется, была скорая, больница, замена шейки бедра. Когда ее рвало в больничной палате, я стоял рядом с пакетом и вытирал ей рот.
До сих пор помню, как в детстве она пела мне перед сном. Не думал, что такие вещи могут с ясельного возраста остаться в памяти на всю жизнь. Для нее я научился играть на пианино. Хотел удивить и порадовать, стряхнув пыль с бракованного лакированного немецкого «Вагнера» на трех ножках, историю покупки которого я слышал раз пятьдесят. За него пришлось отдать почти половину денег, вырученных когда-то за родительский дом в Мичуринске.
Да, это люди другой эпохи. И каждый из нас, хочет он того или нет, становится продуктом эпохи. Даже Паша, с которым у нас разница всего десять лет, сильно отстает в понимании технологий и сам это знает, так же как я отстаю в некоторых аспектах от Севы Волоса, которому сейчас двадцать. А ведь в каждом десятилетии есть своя мудрость. Что-то порой еле уловимое, но вполне очевидно отличающее нас друг от друга.
Теперь посмотрим на цифры тридцать и девяносто. Нам не так просто общаться. К тому же возраст влияет на речь и на слух. Бабушка едва в состоянии открыть мне дверь, передвигаясь в ходунках, и мне каждый раз не хочется ее беспокоить. Звонить и слышать, как десять минут шоркают четыре ножки ходунков о паркет. Еще как
