чтобы начинать думать о будущих партиях для девочек уже сейчас, и слышать ни о какой помолвке его любимицы с 28-летним графом не желал, хоть тот был и богат. Баронесса же считала эту партию вовсе не плохой. Подождать только года два-три, пока она не созреет физически – и можно будет выдавать замуж…
Этих трёх лет у неё уже не было.
“Немилость” – это слово поселилось в доме Бенкендорфов ещё перед Рождеством и повторялось так часто, что Дотти его запомнила навеки. В ноябре умерла Старая Императрица – в Риге об этом узнали довольно быстро. Дотти знала Екатерину Великую по портретам, она казалась вечной – ведь она взошла на престол, когда её папа был ещё мальчишкой не старше её самой, а отца она считала очень старым! Так что даже странно, что Екатерина Вторая умерла именно сейчас. Вместо неё теперь будет править Цесаревич Павел. Или “Пауль”, как его называли в их семье – отец и мать его близко знали. Вот он-то и “высказал немилость”. Причём почему-то не к отцу, а к maman. И поэтому ей нужно уехать. Фрау Юлиана давно чувствовала себя неважно, испытывала некие смутные боли, и решила поехать полечиться в Дерпт. Там – морские купания. Там – хорошие врачи. В день отъезда она зашла в комнату Дотти, где та боролась с французской грамматикой, и сказала, не глядя на неё: “Ты едешь со мной”.
…Дотти мало помнит, как умирала её мать, а умирала та долго и мучительно.
В день смерти матери, 10 марта 1797 года, приехал Антреп, в блестящем камзоле, в белоснежном парике с косицей, перевязанной чёрной атласной лентой, вошёл в комнату больной, откланялся, встал на колени у постели. Дотти, переписывающая набело письмо, которое maman хотела отослать государыне ещё тогда, когда могла писать самостоятельно, вздрогнула при его появлении.
– Пойди-ка сюда, Доротея, – проговорила слабым голосом мама. – Встань сюда, рядом с графом.
Она послушалась. На суженого своего смотреть почему-то боялась. Сейчас он не напоминал ни маркиза Карабаса, ни кота. Перед ней стоял взрослый, очень красивый, мало знакомый мужчина.
– Соедините руки, – приказала умирающая женщина. – Я благословляю вас на будущий брак.
Девочка вновь ощутила его рукопожатие – твёрдое, сильное, уверенное. Он был гораздо выше её. И от него пахло какими-то приятными сладковатыми духами. Так она стала наречённой графа Ойгена фон Антрепа, молодого, образованного человека из хорошей семьи, но с авантюристскими задатками, игрока, повесы и красавца. Его немного пугала участь жениха маленькой девочки, но он, как шутил перед друзьями, решил “воспитать себе жену” – и ждать, пока она не вырастет настолько, чтобы быть ему супругой в полном смысле слова.
…Мать Дотти хоронили на четвёртый день после её смерти, и никто не плакал, даже отец. Все словно выполняли какую-то необходимую церемонию. Дети подходили прощаться с покойной по очереди, абсолютно
