месяц, и 15 сентября «Рамзай» передаст свою поистине историческую шифрограмму: «Война Японии против Советского Союза до весны 1942 года, повторяю, до весны тысяча девятьсот сорок второго года – исключена».
На этот раз Зорге поверили.
Гибель резидентуры «Рамзай»
В тот же день 15 сентября, когда Зорге отправил в Москву свою шифрограмму, капитан Михаил Иванов ушел в рейс на пароходе «Кейхи-мару», который следовал во Владивосток. Ему было поручено сопровождать группу эвакуируемых жен и детей советских дипломатов. В связи с начавшейся войной и ростом антисоветских настроений, правительство СССР приняло решение о сокращении учреждений в Токио и отправку семей дипломатов на родину.
Первые группы уже были вывезены в июле – августе, а вот с третьей творилось что-то неладное. Дважды назначались сроки отъезда, и оба раза они переносились на более поздний срок.
Наконец, третий рейс назначили на середину сентября. К этому времени новая волна военной истерии прокатилась по городам Японии. О боевых действиях против СССР заговорили газеты и радио. Под звуки патриотического гимна «Кимигаои» по улицам маршировала японская молодежь, в парках и на стадионах устраивались митинги. Порою казалось, что вся страна требует войны с Советским Союзом.
Перед самым отплытием легальная резидентура военной разведки получила оперативную информацию о готовящейся провокации. Японская военщина собиралась потопить пароход «Кейхи-мару», обвинив в трагедии советскую сторону. Якобы судно с женщинами и детьми подорвалось на советской мине.
К счастью, этого не случилось. Однако плавание японцы превратили в кошмар. Ночью, в условиях штормового моря, они поднимали по тревоге женщин и детей и требовали подготовиться к спуску в шлюпки. Тут же на глазах пассажиров якобы обнаруживали советскую мину, демонстративно брали ее на буксир и тащили в ближайший порт. Такие «спектакли» повторялись по нескольку раз в сутки. Естественно, женщины и дети нервничали, плакали, находились в подавленном состоянии. Подобные переживания усиливались морской качкой, кишечными заболеваниями. Все это могло перерасти в панику. Жены дипломатов требовали от Иванова вернуть их к мужьям в Токио, другие женщины просили высадить их в каком-нибудь корейском порту.
Михаилу Иванову стоило немало сил, чтобы успокоить напуганных пассажиров.
Далее он предпринял решительные действия. Заявил протест представителю судовой компании и капитану парохода, направил телеграммы в советское посольство в Токио и в пароходство во Владивостоке. А так же запретил без его согласия поднимать женщин и детей, тем более спускать их на плавсредства.
В ближайшем северокорейском порту Сейсин удалось накормить пассажиров и оказать медицинскую помощь.
22 сентября невдалеке от острова Русский, японский пароход встретило советское спасательное судно. Иванову и части пассажиров было предложено
