ее Овчина был рассечен на куски[8]. После гибели матери царство унаследовал старший сын ее Иван…»[9]. Сейчас трудно определить, до какой степени верны сплетни об «опозоренном ложе», но само их возникновение обязано мыслям, бродившим в русских головах, а не в немецких. Русская служилая аристократия без особой лояльности относилась к Елене Глинской.
Прежде всего, с ее именем связывали некрасивые обстоятельства, связанные с расторжением первого брака Василия III. Его предыдущая супруга, Соломония из старинного боярского рода Сабуровых, не дала ему ребенка. Трудно судить, кто в этом виноват. После насильственного пострижения в монахини она как будто родила (уже в монастыре!) царевича Георгия, что больше похоже на басню[10]. На место Соломонии Сабуровой, абсолютно «своей» в среде старомосковской служилой аристократии, является чужачка Елена Глинская, к тому же человек властный. Она имела большое влияние на мужа. Желая «угождать» ей, Василий III сбрил бороду – поступок небывалый! – и завел кое-какие обычаи, характерные для Великого княжества Литовского, откуда явилась со всем семейством Глинских великая княгиня. После кончины супруга Елена Глинская, опираясь на группировку верной ей знати, правила твердой рукой. При ней была проведена реформа денежного обращения 1535–1538 гг., построено несколько важных крепостей, унифицировавшая монетную чеканку во всем Московском государстве[11]. Худо-бедно ей удавалось подвигнуть русских воевод на активные действия в Стародубской войне[12]. И, главное, великая княгиня обезглавила оппозицию, способную сместить ее с престола. В начале ее регентства дядя Ивана Васильевича, удельный князь Юрий Иванович Дмитровский повел странные переговоры с князем Андреем Михайловичем Шуйским. Оба они могли претендовать на престол, покуда прямой наследник великого князя мал и не способен за себя постоять. Первый – брат Василия III, а второй принадлежит к числу «принцев крови». Об особом положении Шуйских советский историк Г.В. Абрамович писал следующее: «Князья Шуйские выделялись среди московской знати… родовитостью. Будучи, как и московские великие князья, потомками великого князя владимирского Ярослава Всеволодовича, они считались принцами крови, т. е. персонами, имеющими право на великокняжеский престол в случае вымирания Московского рода»[13]. Более того, сами Шуйские считали (и не без оснований) себя более родовитым семейством, нежели Московский княжеский дом. В 1606 г., когда на российский престол взошел князь Василий Иванович Шуйский, у него были на это все генеалогические основания[14]. Князя Юрия Дмитровского по приказу Елены Глинской отправили в темницу, где он и умер через несколько лет «на чепи и в железах»[15]. Князя Андрея Михайловича Шуйского арестовали, но он, хотя был, как показывает летопись, ведущей фигурой в мятежных настроениях, отделался легко. Наконец, другой брат покойного Василия III, удельный
Факт «рассечения» не подтверждается русскими источниками.
Впрочем, свидетельство Герберштейна сумбурно, неточно и недостаточно достоверно: в годы правления Глинской он не посещал Московское государство и вынужден был довольствоваться слухами и сплетнями. Русская летопись противоречит этой версии. В соответствии с известием Никоновской летописи, кн. И.Ф. Телепнев-Оболенский был уморен голодом и тяжелыми кандалами вопреки воле государя-мальчика придворной партией Шуйских. Сам же Иван Васильевич его «в приближении держал», что было бы несколько странно в отношении любовника матери. – Никоновская летопись // Полное собрание русских летописей. М., 2000. Т. XIII. С. 123. Вряд ли официальная летопись могла содержать искаженную информацию об этой истории, поскольку ее редактированием активно занимался сам царь: см. Шмидт С.О. Царские летописи // Шмидт С.О. Российское государство в середине XVI столетия (Царский архив и лицевые летописи времени Ивана Грозного). М., 1984. С. 211–213; Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVIII вв. М., 1980; Амосов А.А. Лицевой летописный свод Ивана Грозного. М., 1998; целый ряд трудов Д.Н. Альшица, В.В. Морозова, Р.Г. Скрынникова.
Хотя высказывались мнения о существовании в XVI в. тайного наследника Василия III и, следовательно, претендента на престол. См. напр.: Григорьев Г.Л. Кого боялся Иван Грозный? М., 1998; Зимин А.А. Существовал ли «невидимка» XVI в.? / Знание – сила, 1971, вып. 8. Большинство современных историков скептически относится и к возможности рождения Георгия Васильевича и, подавно, к возможности его соперничества с Иваном IV. Однако состояние источников не позволяет окончательно опровергнуть или подтвердить эту гипотезу.
Мельникова А.С. Русские монеты от Ивана Грозного до Петра Первого (история русской денежной системы с 1533 по 1682 г.). М., 1989. С. 14–28.
См. подробнее Главу III.
Абрамович Г.В. Князья Шуйские и российский трон. Л., 1991. С. 77.
Абрамович Г.В. Князья Шуйские и российский трон. Л., 1991. С. 34–35. К тому же, как отмечает А.А. Зимин, Шуйские обрели прямые права на престол в случае смерти Ивана и Юрия Васильевичей, устроив брак кн. В.В. Шуйского на двоюродной сестре Ивана IV, дочери казанского царевича Петра Обреимовича. – См.: Зимин А.А. Реформы Ивана Грозного. М., 1960. С. 249.
Корецкий В.И., Морозов Б.Н. Летописец с новыми известиями XVI – начала XVII в. // Летописи и хроники. 1984 год. М., 1984. С. 212.
