злости».
Эта драка стала последней каплей для Сэла. На следующий день он подтащил Линду к двери и сказал, чтобы она убиралась. Без пререканий, без обсуждений, без времени на сборы – просто: «Вали». Мать плакала, но сделать ничего не могла.
«Итак, я спустилась вниз, взяла свой маленький десятискоростной велосипед и вышла».
Прямо в метель.
Ветер завывал, и сугробы росли на глазах. Улицы были пустынны, редкие машины медленно ползли по дорогам. В такую метель никто без необходимости не выходит на улицу. Но у Линды выбора не было.
Она стояла на тротуаре возле своего дома и думала, что ей теперь делать. Единственное место, куда она могла пойти, – дом ее подруги Синтии, – находился в четырех милях отсюда, на Брайтон-Бич. Линда взобралась на велосипед и начала пробираться по сугробам. Дорога была долгой и холодной, но останавливаться она не могла. Линда двигалась вперед, цеплялась за жизнь.
Через три часа она увидела дом своей подруги и окоченевшей рукой постучала в дверь.
«Мой отчим вышвырнул меня из дома, – сказала она Синтии. – Мне больше некуда пойти».
Конечно, решение о том, оставить ее или нет, принимала не Синтия. Решать должен был ее отец Ирвин.
Работающий на неполную ставку вдовец с четырьмя детьми и скудным бюджетом, Ирвин жил в маленькой обшарпанной квартире, где едва хватало места для его собственной семьи. С какой стати ему брать к себе чужого подростка? Замерзшая, едва живая Линда стояла в фойе, пока Синтия объясняла своему отцу ситуацию. Наконец Ирвин подошел к двери и сурово посмотрел на промокшую девушку.
Потом он положил ей руку на плечо и сказал слова, которые она никогда не забудет.
Он сказал: «Оставайся сколько захочешь».
Вот и все. Три слова и рука на плече. Но по сей день Линда помнит чувство огромного облегчения, которые принесли ей эти три слова.
«Это была соломинка для утопающего».
Строго говоря, их жилье было сложно назвать квартирой. Оно находилось под выведенным на поверхность метро, и там все время слышался шум проезжающих поездов. Ирвин был так беден, что не мог платить за отопление, поэтому зимой было очень холодно.
Но для Линды это был дом.
Теплый, красивый, чудесный дом.
Когда приходило время стирки, вещи Линды стирались со всеми остальными. Она садилась обедать за общий стол. Когда семья куда-нибудь выбиралась, Линду тоже брали – без вопросов.
«Ко мне относились как к члену семьи. Я никогда не чувствовала, что я чужая».
Линда оставалась там год.
Вскоре она начала писать письма своему родному отцу, которого едва знала, и переехала к нему в Калифорнию. Она получила образование, вышла замуж и проработала финансовым аналитиком в одной компании свыше двадцати пяти лет. Когда в ее жизни случались сложности, она думала об уроке, который преподал ей
