зацепилась, порвала. Могла поскользнуться на лестнице.
– Не нужно, – так же осторожно, как расстегивал, вернул крючки в прежнее положение Андрей. – Все целое. Будто и не трогали.
– Это хорошо. – Она развернулась, положила ему ладони на плечи, приподнялась на цыпочки и поцеловала. В губы. – Какой чудесный сон. Он тоже вещий?
– Да. Даже не сомневайся.
– А где Ксеня? Спряталась?
– За дверь во двор вышла.
– Бедная, там же темно. Одевайся, я ее позову.
Спустя десять минут попрошайка и Андрей ковыляли через двор к воротам. Княгиня постояла в дверях кухни, потом вдруг перекрестилась, громко попрощалась:
– Благослови вас Господь, Божьи странницы! Грызло, Федот, как снова Ксеня с юродивой появятся, сразу в светелку ко мне посылай. Акафист Покровный выучить с блаженной хочу, и молитву сохранную апостолам Петру и Павлу. А не будет меня – велите кормить да за мной сразу посылайте.
– И чем ты только хозяйку так пронимаешь, Ксенька? – удивился привратник и закрыл за попрошайками калитку.
По темным улицам – сторонясь караулов – они пошли довольно быстрым шагом. Старая сводня тоже обрела изрядную прыть, а клюку просто сунула под мышку. Уже минут через десять они оказались в ее укрытии. Андрей переоделся, попрошайка же запалила фитиль масляной лампы, поставила на полочку перед суровым образом пророка Даниила:
– Ну как? Удалось мне угодить тебе, княже?
Зверев выгреб все золото, что брал с собой, и молча вложил ей в руку. Нищенка издала возглас, похожий на довольное кошачье «Мяу!» и предупредила:
– Я завсегда здесь, у ступеней храма Успения. За страждущих молюсь.
Путь до двора Ивана Кошкина занял еще полчаса. Ворота Андрей отворил с помощью заклятия на запоры, тихонько запер сам – кажется, никто ничего не заметил. Сотворив наговор на кошачий глаз, он сам, без света, добрался до светелки, быстро разделся, упал в перину и, наконец перестав таиться, громко захохотал. Ну надо же! А он целый день ломал голову над тем, о чем будет вечером говорить с незнакомой девушкой!
Не любовь – настоящая безумная страсть захватила молодых людей в свои булатные оковы. Андрей жил от свидания до свидания, он забыл свои планы, забыл службу и государя, забыл про Казань и пророчества старого Лютобора. Он не заметил, когда на Русь пришла зима и крыши укрыло ровное полотно пока еще белого снега, он не помнил, когда и что ел, о чем разговаривал. Не замечая времени, не замечая дней и недель, он дышал, жил только тем сладостным мигом, когда за резной стрельчатой дверью откроется просторная светелка – и он сможет распрямиться, сбрасывая горб и лохмотья, становясь самим собой и пожирая жадными глазами прекраснейшую из всех женщин Вселенной.
– Какой ты ненасытный, – прижавшись щекой к его плечу, удивлялась Людмила. – Какой ты страстный. А князь Петр, как приезжает – с друзьями пива напьется, потом в постели носом мне в подмышку
