style="font-size:15px;"> Болела.
– Славно ли тебе спалось? – Любляна пальчиком по шитью провела, по дорожкам серебряным, по жемчужным островкам.
И кольнуло что-то в руке холодом.
Надо же… а думал – приблажилось. Или, верней, что сонницы нематериальны. А выходит… выходит, мало он пока знает. Пусть ныне и маг полновесный, но все одно гордиться нечем.
– Славно. Спасибо.
Арей кулак сжал. Что ему от этой жемчужины? Может, и ничего, может, пустое она, как все обещания нежити, а может, и пригодится.
– Что это у тебя там? – поинтересовалась Любляна и шею вытянула, силясь разглядеть.
– Ничего.
– Что-то есть? – Она соскочила с лавки. – Не хочешь показывать? Дело твое… я привыкла, что никому-то не нужна.
– Хватит. – Арей был не в том настроении, чтобы нытье слушать и уж тем более силой делиться. У самого почти не осталось.
– И кричишь… и не замечаешь…
– Ты уж определись, – хмыкнул он, – или кричу, или не замечаю.
Любляна губки поджала. Побледнела. И губу отставила, обиду выражая. Затрепетали ресницы, но к этим слезам Арей привык. Душою очерствел он, что ли? И Любляна поняла. А может, не она, но тварь, в ней сидящая, почуяла, что не будет поживы.
И если так, то зачем тратиться.
Любляна подошла к ведру, зачерпнула водицы ковшом и Арею поднесла:
– Испей. Полегчает. Батюшка наш, когда перебрать случалось, говаривал, что ничего нет лучше водицы колодезной.
И пить вдруг захотелось так, что зубы заломило. Только желание это было не его, не Ареево. И жемчужина в руке холодом опалила, упреждая о том.
– Спасибо, – сказал Арей не невестушке, которая на него глядела, что голодный на пряник, но соннице. За такое и силой поделиться не жаль, тем паче что сила вернется.
– Не за что… я готова о тебе заботиться.
Арей жемчужину в кошель опустил.
А ковшик с водицей на стол поставил. Подумал, что стоило бы вовсе вылить и ковшик, и ведро, из которого эту воду брали, но не стал.
– Послушай, Любляна…
Она вновь на лавку села, рученьки сложила, глядит… вот нехорошо так глядит, вроде и спокойно, а чуется за этим спокойствием гнев, который скрывают, да только сил нет вовсе упрятать.
– Не мила тебе, – усмехнулась она. – Ничего не говори. Не мила. И знаю, что девке этой обещался. Что ты в ней нашел? Ладно братец мой… его всегда отличала любовь к таким вот…
Она хлопнула себя по бокам.
– Чтобы тела побольше… сиськи…
– Прекрати.
Арей потер глаза.
– Не хочу. – Любляна глядела прямо, и теперь гнев ее, старый, что гной в ране, чувствовался. – Почему я должна прекращать? Почему я должна молчать? Смиряться? Позволять всем вокруг решать, что для меня лучше будет? Там, в тереме царском, кланяться беспрестанно, благодарить за милость, хотя какая это милость… жить, не зная, позволено ли тебе будет следующий
