бы унесло.
Все так же молча, мокрый и потрепанный граф осел на землю, сложив обессилевшие руки на колени.
– Вы совершенно не приспособлены для этого дела. Оно требует мышц, крепких от постоянной тяжелой работы, – продолжал втолковывать ему Жоакин. – Кажется, я уже просил вас не мешать честным крестьянам трудиться.
– Тогда мне казалось, что я понял вас, герр Мейер, – тихо отозвался Леопольд. – Я много думал над вашими словами и пришел к выводу, что тоже должен работать, как и все. Сегодня я проснулся, умылся и почувствовал себя таким свежим, таким сильным. Мне хотелось сделать что-то полезное. – Он уронил голову на руки.
– Если вам так уж захотелось испытать радости труда, то шли бы с пастухами в горы, – раздраженно ответил ему Жоакин, уже не сдерживая эмоции. – У них там спокойно, и багром махать не надо.
– Я не знал дороги, а они уже ушли, – совсем убито пробормотал Леопольд.
– Так найдите себе другое дело, подходящее вашему положению.
– У меня было дело всей жизни, но теперь все пропало…
– И что это за дело? – спросил Жоакин, чтобы сгладить свою грубость.
– Я боролся с несправедливостью! – Его собеседник отнял руки от лица, и взгляд его стал вдруг более собранным и осмысленным.
– Какого же рода несправедливость может коснуться такого человека, как вы, граф?
Леопольд расправил плечи и словно впервые огляделся по сторонам. Жоакин заметил, как он защелкал суставами пальцев, собираясь с мыслями. Затем поднял на Жо взгляд и легким кивком пригласил сесть рядом. Управляющий уже пожалел, что задал свой вопрос, – ему не терпелось вернуться на берег к рабочим. Он хотел было пресечь эту беседу, как и любые отвлеченные разговоры, которые ему постоянно пытались навязать, но вдруг понял, что проигнорировать приглашение графа будет крайне неучтиво. Немного помедлив, Жоакин сел на траву возле него.
– Не меня; всю страну, – вдохновенно начал Леопольд. – Наше общество прогнило, герр Мейер. Никто из имущих не заслуживает того, чем владеет, а достойные не имеют ничего. Я пытался бороться с этим… – Он снова поник.
Жоакин с удивлением осознал: ему вдруг стало интересно, что может рассказать граф про положение дел в столице, а также про его мифическую «борьбу с несправедливостью».
– Вот как… – протянул он, откидываясь на спину и глядя в ослепительное весеннее небо. – Не могли бы вы рассказать мне, почему у вас это не получилось?
Распорядок дня в поместье оставался неизменным, как и распорядок его управляющего. Изменилась лишь одна деталь: теперь он проделывал свой обход не один. Молодой граф тоже завел себе привычку вставать с солнцем, собирался и присоединялся к Жоакину. Последнего поначалу раздражала компания графа, но постепенно он привык к постоянному потоку мыслей Леопольда, начал вникать в них и обдумывать, пропуская через собственный жизненный опыт. На самом деле Леопольду
