словно зажглась новая звезда. А для меня… До сих пор не понимаю, что чувствую. Мне страшно. И хочется убежать.
Подальше от себя и своих чувств. И одновременно хочется рвануть к сцене и настучать по рукам всем этим охотницам за чужим добром. Они здесь все для меня сейчас соперницы. Потому что парень, стоящий на сцене, мой. Только мой. И первый раз в жизни я понимаю что-то настолько отчетливо, что мне становится трудно дышать.
– Эй, – радостно хватает меня за руку Машка.
Но я уже ничего не чувствую. Меня можно целиком засунуть в морозилку, и мое тело растопит весь лед. В груди пылает бесконечный пожар, способный выжечь целые километры лесов и полей. Смотрю на него. Этот парень – не такой, как все. Он – особенный. Да. Почему? И что он значит для меня? Предстоит выяснить.
Играет саксофон.
Паша, все еще держа руками микрофон, поднимает глаза. Моментально находит меня в толпе. Его глаза смотрят с вызовом. Чувствует, что поставил меня в тупик. Знает, что шутки кончились, и я теперь в его ловушке. Теперь это не игра, не дурацкий спор. Он вывернул передо мной душу, признался в любви у всех на виду и ждет ответных действий.
Стою, впиваясь в него глазами. И понимаю, что дезориентирована.
Когда Пашка сделал пирсинг ради поцелуя, я подумала, что этот псих готов на все ради того, чтобы выиграть спор. Но теперь… его поступок меняет все. Не знаю, что из всего этого выйдет. Не знаю, что чувствую. Не знаю, поступаю ли правильно, но одновременно с последним аккордом и аплодисментами срываюсь с места и бегу к нему.
Паша
Наверное, я опозорюсь. Но обратного пути нет.
Зачем мне все это понадобилось? Ругаю себя, как последнего мудака. В руках чужая гитара, в голове слова глупой романтической песни и аккорды, которые могу забыть в любой момент. Но я на сцене, и за спиной уже вступают ударные.
Раз, два, три, четыре. Закрываю глаза, чтобы собраться с мыслями, пытаюсь унять дрожь в коленях, но от этого трясусь еще больше. Совсем как осиновый лист.
– Где-то там, в тишине…
Не узнаю свой голос, но продолжаю. Снова и снова. Сбежать будет еще большим позором, чем остаться на сцене. Слова вылетают из меня одно за другим, и, кажется, я уже не успеваю придавать им нужные интонации. Просто выдыхаю в микрофон, отпускаю их на волю.
Крепко хватаю руками стойку. Это мое спасение. Вот оно! Открываю глаза и смотрю вдаль. Выбираю самую черную точку в конце зала на стене. Смотрю сквозь пространство. Потому что знаю: если увижу ее, остановлюсь и не смогу продолжать. Так уже было десятки раз.
Например, когда приходил в ее кафе и мычал там что-то нечленораздельное.
– Привет, как дела? – Спрашивает она.
Это мы случайно встретились в спортивном центре полгода назад, Аня ходила туда на йогу. Она стоит всего в полуметре от меня и пристально смотрит. Уголки рта чуть опущены, но губы словно вот-вот готовы сложиться в усмешку. Глаза ее улыбаются, и я понимаю, что девушка готова рассмеяться над моей беспомощностью. Продолжаю давить на краник кулера, но вода никак не бежит.
– Нормально, –
