дистанцию со стражами закона.
– Не хотите присесть?
– Нет, спасибо.
– Тогда, может, выйдем на свежий воздух? Там как будто проглянуло солнце. Полагаю, вы хотите взглянуть на брата. Могу позвонить…
– Это необходимо?
– Боюсь, вас попросят его опознать.
– Разве это уже не сделала горничная?
– Полагаю, это хорошая возможность проститься…
– Хорошо… уж лучше я, чем мать.
– Ваша мать? Она тоже направляется сюда?
– Да, но, боюсь, доедет не скоро. Сейчас она в Италии… Вы ведь расскажете мне то, что знаете? – робко спросил мужчина.
– Разумеется. Только прослежу, чтобы в морге нас кто-нибудь принял. – Корелл прикрыл глаза, готовясь к очередному испытанию.
Снаружи и в самом деле светило солнце. Было почти жарко. Корелл отметил про себя, что куча мусора под окнами участка выросла. В глубине двора белело каменное здание, выглядевшее торжественно и даже нарядно на фоне полицейского участка и неба, пересеченного белым самолетным следом.
Корелл рассказывал о яде, электрических кабелях, кипящем котелке… Об Алане Тьюринге на узкой койке и выражении его лица – спокойном и полном смирения. Брат задавал на удивление мало вопросов.
– Вы были близки с Аланом? – не выдержал Корелл.
– Мы были братья, – ответил Джон Тьюринг.
– Само по себе это ничего не значит.
– Это так, – согласился Джон. – Вы правы, мы не были особенно близки. Разве что в детстве…
Он замолчал, как будто засомневался, стоит ли рассказывать дальше.
– Так что в детстве? – спросил Корелл.
– Тогда мы были близки по-настоящему. Так получилось, что в основном мы росли вне стен родительского дома. Отец служил в Индии, а тамошний климат не для детей. Одно время мы жили в семье одного старого полковника, на улице Святого Леонарда… Там все было сложно…
– Вы как будто старше Алана?
– На четыре года, – Джон Тьюринг кивнул. – Поэтому всегда чувствовал себя ответственным за него.
– Каким он был?
– Ребенком, вы имеете в виду?
– Вообще, каким?
Джон Тьюринг смутился, как будто вопрос показался ему странным или слишком личным. Тем не менее он стал вспоминать – суховато, как показалось Кореллу, будто бы из чувства долга и совсем не интересуясь тем, о ком говорил.
– Еще совсем маленьким, – начал Джон, – Алан решил, что с цифрами иметь дело интересней, чем с буквами. Он видел их повсюду – на лампах, паркете, листках бумаги. Еще не умея читать, складывал в уме двузначные числа. А когда учился писать, выводил буквы как курица лапой. Никто не мог прочитать его каракули…
«И до сих пор не может», – мысленно добавил Корелл, вспоминая записную книжку Алана Тьюринга. Помощнику инспектора было неприятно
