видны были южная степь и подход к Белгороду вдоль пологого склона к Ирпень-реке. Мимо прошел воевода Радко: волнистая борода расчесана аккуратно, только полные щеки белы от волнения. Мало сил теперь в Киеве, чтобы выступить навстречу Тимарю, а в Белгороде у него и того меньше. Самим не отбиться будет, если Славич, минуя крепость, уйдет в Киев. С чем тогда встретит находников он, белгородский воевода?
Обрадовался, когда увидел заставу Славича на подходе, и в мертвом безмолвии смотрел на короткий, как удар молнии, бой русичей близ берега Ирпень-реки.
– О, Славич! – только и выдохнул сквозь стиснутые зубы воевода, вцепившись закаменевшими руками в заостренные верхи бревен. Михайло, понимая воеводу и сочувствуя ему, осторожно перевел дыхание, шевельнул плечами: под кольчугой к потному телу прилипло платно. И в сече не был, а так взмок!
Подошел бондарь Сайга: поверх рабочего платна, испачканного светло-желтой смолой, надета просторная, видно, с чужого плеча, кольчуга. Длинные рыжие волосы перехвачены белой неширокой тесьмой, а в руках, покрытых следами старых ссадин, большой лук. Иного оружия бондарь не знал, но из лука стрелы в цель слал отменно.
От Киевских ворот крепости нежданно, а потому и радостно пронеслась по белгородским стенам добрая весть:
– Идет! Дружина из Киева к нам в помощь идет!
– Велика ли? – кричали те, кому не было видно Киевских ворот и входящих дружинников. И тянулись люди, пытаясь посмотреть с западной стороны на другой край Белгорода. Но дорогу на Киев за восточным частоколом не увидеть, а ворота заслонены теремами и церковью. В просветах между высокими постройками мелькали поднятые вверх копья.
– Где воевода Радко? – пополз по стене спрос. По помосту поспешно шел дружинник. Михайло до сего дня его не видел, а когда киевлянин приблизился, разглядел чистое лицо, густые русые усы, которые дотянулись уже до короткой курчавой бороды. Широкая грудь дружинника укрыта поверх кольчуги железными нагрудниками, и они легко позвякивали при каждом его шаге.
Подошел киевлянин и поклонился воеводе, тихо сказал:
– Здоров будь, воевода Радко. – А на лице и в голосе – скорбь.
– Здоров будь и ты, Вешняк, – ответил воевода.
Тепло засветились его суровые глаза.
– Послал меня воевода Волчий Хвост, едва в Киеве увидели дым сигнальных костров. Убоялся Волчий Хвост, что застава Славича может сгибнуть у брода, пустил меня и полтораста дружинников в помощь тебе дал. А больше послать не мог – за Киев страшится. Вошла застава в город?
– Вошла… да без Славича и многих дружинников, – раздался за спиной Михайлы знакомый, хрипловатый голос. Обернулся Михайло – Ярый идет, тяжело дышит: сказалась долгая скачка, утомила старого воина. Ярый поклонился воеводе.
– Прими и нас, воевода Радко, под свою руку. Так Славич повелел сказать, меня с заставой отсылая… – Ярый не договорил, слова застряли за плотно сжатыми, бескровными губами.
А печенеги
