не являюсь большим поклонником Анны Андреевны, должен вам честно сказать. Мне не нравится – «здесь все меня переживет, все, даже ветхие скворешни»… Мне это не нравится, так же как мне не нравится «Морозный ветер губы студит». Не нравится! Ничего я с этим поделать не могу. Вот, мы Быки, она – Бык и я – Бык, а у Быков, по астрологии, конфликты из-за власти. Я на власть Анны Андреевны не претендую, но иметь свое отношение к ней могу. Мы из одного цеха, и знаю я: самое главное, что – «Поэт! Не дорожи любовию народной, / Восторженных похвал пройдет минутный шум. / Услышишь суд глупца и смех толпы холодной, / Но ты останься горд, спокоен и угрюм». Вот никто не написал так. А у Пушкина вы не найдете слабины. Нигде. Она, правда, лучше всех чувствовала Пушкина, за это я ее очень чту. Как можно было «ногу ножкой называть». Это прелестный пушкинский жест. Значит, чувствовала, ухо у нее было, вот такое, больше всех остальных органов.
И, значит, этим ухом она услышала, допустим, Горбовского… За что я благодарен Анатолию Найману, что Горбовский прозвучал здесь первым словом. Тогда придется вспомнить третье хамство. Третье хамство, значит, в том же 63-м году, это была какая честь, представляете! Значит, Горбовский всегда пьяный, я тоже за ним следом – ученик достойный… Вот, и она предоставляет нам машинопись, такую потрепанную, с загнутыми ушами, «Поэма без героя». Это все же из-под полы, шестьдесят третий год. Ну, мы читаем с Глебом, и то ли нам опохмелиться охота, ну, не врубаемся ни во что. К тому же, честно говоря, я больше любил стихи Кузмина. Размер которых преобладает в Поэме. Вот. Но, тем не менее, значит, не врубаемся. Врубаемся в одно место, которое потом я редко нахожу, не во всех изданиях: «За тебя я заплатила чистоганом, десять лет ходила под наганом». Вот это, говорю, да. Потом Горбовский, как более опытный алкоголик, значит, что он делает. Он говорит: «Отнеси ей рукопись». А я говорю: «Глеб, ты же поэт, ты отнеси». Нет, он меня подло выпихивает. Ну, что. Я, значит, стучусь, открывает сама. Я ей подаю рукопись, говорю спасибо огромное, опять же Анна Андреевна, тут уже не говорю устно, что она «Анна Андреевна Ахматова», я понимаю, что это уже не надо, не требуется. «Спасибо, Анна Андреевна, огромное впечатление». Значит, ну и чувствую, что я чего-то такое не дотягиваю. Я ей говорю: «Ну, я не мастер говорить комплименты». Она говорит мне: «Что же это вы не мастер?» – захлопывает дверь. Значит, вот таким образом, еще одно. Значит, все это запомнено, все это прожито, и с этим я вполне живу, понимаете… Я ее открываю там, где и когда она мне это позволит, а не когда это требуется. Так что, «поэт, не дорожи любовию народной». Спасибо.
Юлий Ким: Раз, два. Все. Ле хаим. Теперь посмотрим, что с гитарой. После Битова чрезвычайно легко выступать. С его призывом не дорожить любовию народной. Точнее, с пушкинским призывом. Поскольку сказано было – делай, что хочешь, я и приступаю. Мне тоже захотелось вспомнить некоторые стихи, но все-таки сначала я должен вам сказать несколько слов о сегодняшнем юбилее. Или дне рождения, если точнее.
Выступает
