завсхипывала в голос.
– Не плачь, Фая… – Кровать заскрипела, – видимо, брат повернулся к молодухе, приголубил ее. – Потерпи маленько. Летом ребятишек на кордон отвезу. А осенью мать с отцом в деревню вернутся. Потом и отделимся. Мне в совхозе и угол сулят, – двухквартирный барак уже срубили, крышу закрыли. К осени, Бог даст, закочуем.
– Не будет нам здесь счастья, Илья…
– Ну что ты всё каркаешь, как ворона?!
Ванюшка едва сдержался, чтоб не хихикнуть, вообразив молодуху вороной, – ворона и есть, так и кружит, зыркает черными зенками, чем бы поживиться…
– Надоела ты мне, Фая, со своим нытьем… Пошел я в тепляк спать. С тобой не выспишься. А мне вставать рань-прирань, на гурт ехать.
– Не любишь ты меня, Илья?! – обреченно выдохнула Фая.
Какое-то время молодые натужно молчали, потом Илья отозвался неуверенно:
– Но почему же не люблю?!
– Я же вижу. Не слепая, чай… Тебе бы только из дома ускользнуть, лишь бы не рядом.
– Эх, Фая, Фая, ты сама-то кого-нибудь любишь?
– Я тебя, дурака, люблю.
– Во-во, дурака… Никого ты, кроме себя, Фая, не любишь…Вот мать наша: уж как от отца настрадалась, уж как он ей нервы помотал, а душу за него отдаст, не пожалеет.
– Мать у вас… скотина бессловесная…
– Ну ты, мадам, выбирай выражения! – зловеще упредил Илья. – Тебе до нашей матери-то, как до небес. Мелко плавашь, вся холка наголе… Ладно, не усложняй жизнь. Все будет ладом.
– Так мы, Илья, ничего и не решили…
– А что решать, Фая?! Пока ребята у нас на руках, никуда мы не тронемся… Давай спать…
Опять заворчали пружины, и опять послышался досадливый молодухин голос:
– Да отстань ты, Илья. Отпусти… Нету у меня сегодня настроения.
– У тебя его завсегда нету. Может, ты порченая?
– Будешь с вами порченой: ты где-то бродишь…
– У меня работа такая…
– А тут еще бестолочи твои… Словом, выбирай: я или они?
Илья крякнул в сердцах, поднялся и, прихватив подушку, собрался в тепляк; но напоследок жестко выговорил Фае:
– Ты, мадам, ребятишек-то шибко не притесняй. К порядку приучай, работать по дому заставляй, но если еще раз узнаю, что ты их на ночь в угол ставишь, саму поставлю. Ясно море… А насчет – выбирай, так у меня выбор простой: ты у меня без году неделя, а они брат с сестрой.
– Не любишь ты меня, Илья.
– Любил бы залюбил, да любило приостыло. Так вот, Фаина Карловна! – отрезал Илья и ушел в тепляк.
Когда захлопнулась дверь за братом, молодуха неожиданно тоненько, по-щенячьи заскулила, потом зарыдала в голос, глуша рыдания подушкой; при этом все поминала маменьку, молила:
– Маменька, миленькая, забери меня отсюда!.. Нет мне тут никакой жизни… Маменька, родненькая, и почему ты так
