виделись как-то раз у Гермионы Небворт. Нарочито небрежный тон сразу возбудил подозрения. При случае она спросила Эдварда, знаком ли он с миссис Бэнкрофт; тот отвел глаза и сделался особенно любезен. У нее хватило сообразительности закрыть тему, однако ощущение неуверенности лишь обострилось. К тому же за пару недель до эпизода с Бэнкрофт выяснилось, что Вилли снова беременна. До этого момента он давал понять – точнее, не мешал ей думать, – что интимные отношения с женой давным-давно закончились. Ревность вспыхнула с такой силой, что она не смогла удержаться от допроса. В итоге Эдвард заявил: мол, это Вилли хотела ребенка, а он просто не смог отказать. Именно тогда она поняла, что он не выносит открытых конфликтов и выяснений, и уважение к нему слегка уменьшилось (тем более что он продолжал изображать отношение к жене и ребенку в фальшивом свете). Как ни странно, в результате совесть отступила, а на первый план вышла решимость: если он такой несчастный, значит, у нее больше прав на него!
Она подняла бокал шампанского и чокнулась с Эдвардом.
– Ты счастлива? – спросил он.
– А ты как думаешь?
Подали икру – в баночке из толстого стекла, на подушке из колотого льда, а к ней треугольнички тостов, завернутые в салфетку, рубленые яйца с луком и петрушкой. Юный официант налил в крошечные рюмки водку из покрытой инеем бутылки.
– Милый, я же напьюсь!
– Ничего страшного, я поведу.
Это замечание относилось не к вечерней поездке в Суссекс, а к интерлюдии на Лэнсдаун-роуд. Словно почуяв ее – легкую – встревоженность, Эдвард быстро добавил:
– Клянусь, там абсолютно безопасно! Вся семья в Суссексе, поглощены подготовкой детского приюта. Вилли отвечает за затемнение, да и вообще у нее… забот хватает. – Это был тактичный намек на Роланда – малыша, родившегося в апреле, ровно два месяца спустя после того, как Диана узнала о беременности Вилли.
– Разумеется, я тебе доверяю, – ответила она.
– Я знаю, – улыбнулся он и легонько пожал ей руку. – Ты – замечательная девушка, мне так повезло с тобой!
Доев икру, они принялись наблюдать за соседним столиком. Пожилая пара почти не разговаривала друг с другом: мужчина вставил монокль, чтобы следить за разделкой canard en presse[1], женщина с отвращением разглядывала свой рот в зеркальце. Кусочки грудки были разложены на серебряном блюде и подогревались на спиртовке.
– Слышала когда-нибудь о женщине, которая надела платье с очень низким декольте?
Диана покачала головой.
– Короче, как-то раз за столом у нее случайно вывалилась одна грудь; молодой официант заметил это и тут же ловко вправил ее обратно рукой.
– Какая находчивость!
– Вовсе нет! К нему подошел метрдотель и прошипел: «В нашем ресторане принято пользоваться слегка подогретой ложкой!»
– Милый! Ты все выдумал!
– Честное слово! Я лично знаю парня, который видел это собственными глазами.
Из филе выдавили
Утка под прессом (
