на преодоление философии. На её замену технологиями, как впрочем и других форм духовной жизни. В этом была историческая роль, предназначение постмодернизма. Борьба с «присутствием», обоснование смерти автора, субъекта, человека, отказ от бинаризма и монизма, антиплатонизм и антигегельянство как концепты для выражения тотального антиэссенциализма, изгнание «из дискурса» как природы, так и её зеркала, сознания, как Бога, так и знака – вот главные темы и цели деконструкции, её смысл. Перевод всех форм бытия в состояние «пост», итогом которого должно стать возникновение нового мира как единственной «реальности Знания». Современная, работающая, производительная, а не абстрактно-схоластическая мысль это – ан-тионтология, это – антигносеология, это – антиаксиология. Продуктивна методология и её практическое выражение – технология. Цепляться в таких условиях за «основной вопрос», говорить о воскрешении метафизики могут только полностью глухие к духу времени люди. Их взгляды – пережитки донаучного прошлого. То же самое как вместо «желания письма» желать пересадить человечество из автомобилей в кареты с кучером или, понукая «цоб-цобе», предлагать программистам пахать землю на компьютерах. Нет, никакой «архе» аики, никаких спекулятивно-онтологических споров о том, что вечно и первично: материя или сознание, бытие или ничто, больше не надо. Обойдемся без «Бытия».
Так думал молодой прогрессивный российский философ, читая новую гуманитарную литературу, в основном переводную, в основном с французского. Но что это? Новейшая, издаваемая после 2000 года литература, пошла куда-то не в ту сторону. На XXI век объявлен пост-постмодернизм (after-postmodernism), и словно издеваясь над критиками гегелевско-марксистской диалектики, в развитии мысли происходит буквальное, типовое отрицание отрицания. Возврат к прошлому на новом уровне. В аналитической философии процесс самоотрицания начался несколько раньше, в 70-80-е годы. Она перестаёт избегать онтологических утверждений и прямо заговорила о необходимости «реабилитации метафизики» (П. Стросон), «пере-открытия субъекта» (Д. Сёрль), «реализма с человеческим лицом» (Х. Патнем). Несмотря на подобную приспособительную активность к «вновь открывшимся обстоятельствам», сейчас её теснит ещё более органичная им эволюционная эпистемология, включающая проблему человек-среда непосредственно в своё концептуальное ядро. Внешние отношения двух самостоятельных сущностей трансформируются в ней в отношения замкнутого кибернетического контура, когда окружающей среды нет, ибо человек не вне её, а они взаимодействуют внутри единого целого. Это дополнительный принципиально новый посыл для пересмотра, продолжения и развития основного вопроса философии.
Но мы все-таки «континенталисты», где философская рефлексия больше развита над гуманитарной сферой, о которой и пойдёт речь. Происходящие здесь события вызывают изумление. Деконструкция приказала долго жить. Лозунг «воскрешения субъекта» становится
